Эбигейл Дин - Девушка А

— Кто-нибудь до такой степени полезный, что никто не захочет сидеть с ним рядом, — заметила Эви, умолкла на мгновенье, а потом пожала плечами: — Ну, мы, в общем-то, и не дружили никогда.

— Лекс…

Ана подняла ладонь и потерла пальцами, словно пытаясь схватить в воздухе нужные слова.

— Иногда, — продолжила она, — мне просто становится интересно…

Она пристально смотрела на кухню в другом конце сада — пустую, утопающую в мягком свете. Наконец-то стало прохладно. Над нашими головами, сталкиваясь друг с другом, раскачивались на ветру дубовые ветки, и казалось, будто они пьянее нас. Ана поставила на землю бокал и вытерла слезинки в уголках глаз.

— Извини, — сказала она.

— Ничего, — ответила я.

— С Итаном непросто. Во всем у него должен быть успех. Школа, презентации, благотворительные дела. Наша свадьба. Ты знаешь, что он плохо спит, так ведь? Я проснусь среди ночи, а он читает или работает. И так было с самого начала. Сейчас я часто слышу, как он бродит по дому. А днем он, бывает, вдруг закрывается, и между нами образуется стена… и я не могу через нее перебраться. Не понимаю его. Мне достаточно, когда мы с ним счастливы вдвоем. Но для него все иначе.

— Успех любой ценой, — кивнула я.

— Да. Именно так. И человека, который по ту сторону стены… Я боюсь, что совсем не знаю его. Порой, когда, например, я задам какой-то глупый вопрос или скажу, что подготовиться к собранию можно и утром, он так на меня посмотрит… мне кажется, это кто-то другой, просто с лицом Итана. И… — Она рассмеялась. — Не могу сказать, что этот человек мне сильно нравится.

— Он когда-нибудь рассказывал тебе о нашем детстве?

— О чем-то рассказывал, — ответила Ана, — а о чем-то нет. И, знаешь, я отношусь к этому с уважением. Я ходила на его выступления. Знаю, сколько он выстрадал. Мне бы только… нашлось бы хоть что-то, что помогло бы мне его понять. Заставлять мне его говорить или нет? Можешь ли ты подсказать?

«Бросай его», — подумала я. Эти слова висели у меня на кончике языка; я чувствовала их вкус; слышала, как они прозвучат, когда слетят с моих губ. Тебе нужно понять, объяснила бы я ей, который из этих двоих на самом деле мой брат: человек, с которым ты давно знакома, или же тот, которого ты открыла для себя совсем недавно.

Но я представила себе, что будет, если я это все-таки скажу: Итан бродит по кучкам щебня, в который превратилось все то, что он выстроил.

— Просто жди его, — произнесла я. — Когда он становится таким, он просто уходит; туда, куда ты, как мне кажется, навряд ли захочешь за ним последовать. Но он всякий раз будет возвращаться — к тебе.

— Ты так думаешь?

— Уверена.

Она подалась вперед, коснувшись коленями травы, и взяла меня за руки.

— Спасибо тебе. — Слеза катилась по ее щеке, но Ана улыбалась. — Моя новая сестра.

Когда я подросла и уже поняла, куда уходит Итан, я каждый день стояла в прихожей, сжимая в руках подушку, и с нетерпением ждала его и Мать. Он учился в начальной школе на улице Джаспер в восьми минутах ходьбы от нашего дома, вверх по дороге, но мне каждый раз казалось, что перед тем, как вернуться домой — торжествующим и готовым, хоть иногда и неохотно, поделиться новыми знаниями, — он обошел весь мир. В третьем классе, когда Итану исполнилось семь, их учителем был мистер Грегс. На своих занятиях он обсуждал с учениками факт дня, слово дня и новость дня.

Факт, слово и новость дня — первое, что сообщал мне Итан, вернувшись из школы, пока Мать кормила Далилу.

По словам Итана, истории одноклассников были и интересными, и не очень. Мишель, например, поведала классу, что она заняла второе место на соревнованиях по гимнастике, — ну разве это новость?!

Каждый раз, когда наступала очередь Итана, он выходил из дома на цыпочках, охваченный радостным волнением, а я выкрикивала пункты ему вслед. Я была уверена: мой брат — самый умный человек в мире.

Некоторые из фактов дня Итана я помню до сих пор: однажды, сидя в пабе с Джей Пи, я взяла карандаш и ответила на вопрос викторины — нужно было написать столицу Тувалу [16] Тихоокеанское государство в Полинезии площадью 26 км 2 . .

— «Фунафути», — прочел Джей Пи. — Ты не могла это придумать.

Мы получили по бесплатной текиле как единственные, ответившие верно; когда я опустила стакан, Джей Пи лишь руками развел.

— Фунафути, — повторил он. — Будь я проклят!

Прежде чем устроиться преподавателем в школу на Джаспер-стрит, мистер Грегс целый год колесил по миру. Однажды мы пили чай, и Итан с круглыми, словно глобусы, глазами рассказывал мне о вещах, которые хранились у учителя в кабинете. Он видел там «русских кукол» — тех, что живут одна внутри другой, — и маленькую бронзовую копию моста «Золотые Ворота» в Сан-Франциско. Лежало у мистера Грегса и кимоно из Японии — оно подходило и мальчикам, и девочкам, потому что в Японии его носят и те и другие, — и ковбойская шляпа с настоящего Дикого Запада.

Вернувшийся в это время с работы Отец зашел к нам на кухню. Был скучный февральский вечер, Отец еще не снял пальто, и оно пахло морозом. Он вытащил из холодильника четыре куска хлеба, сунул их в тостер.

— Дикий Запад — это не место, — сказал он.

— Что?

— Дикий Запад. Этот мистер Грегс просто посмеялся над тобой, Итан. Он не мог там побывать, потому что на Земле такого места нет.

Я взглянула на Итана, но тот сосредоточенно смотрел на свои ладони, сложенные в молитвенном жесте.

Отец намазал масло на тост и покачал головой:

— Не думал я, что ты настолько тупой. Купиться на такую чушь!

Отец не давал нам фактов, он учил нас разным философиям. Согласно одной из них ни один человек — даже хорошо образованный или очень богатый — не мог быть лучше, чем другие; в особенности ни один человек на свете не мог быть лучше Грейси.

— Кто он такой? Дебора? — позвал он.

Мать с трудом вышла из гостиной с Далилой на руках и с Эви в животе.

— Что такое?

— Этот мистер Грегс, учитель Итана.

— Да, что там с ним?

— Он как вообще? Нормальный? — спросил Отец и, согнув последний кусочек тоста вдвое, умял его со своей ухмылкой.

— Немного со странностями, — ответила Мать. — Так мне показалось на собрании.

Отец рассмеялся. Он был доволен.

Синий рабочий комбинезон, который он носил, не вмещал его гогот; Отцовские телеса выпирали из него, как магма, изливающаяся на земную поверхность.

После того как мистер Бедфорд уволил его, отец работал электриком в Блэкпуле, в «Викторианском отеле», стоявшем прямо на побережье, и должен был носить ту же униформу, что и уборщики.

— Конечно же, это временно, — говорил он.

Когда они с Матерью познакомились, Отец говорил, что он — бизнесмен; в некотором смысле это было правдой.