Эбигейл Дин - Девушка А

— Спасибо, но я поеду обратно в Лондон, на поезде. Как ты верно заметил, мне нужно обдумать, что сказать остальным.

— Ладно. Мы готовим яичницу, останься хотя бы на завтрак.

Мы ели молча, глядя на сад. Закончив, Итан взял Ану за руку.

— Да, пока я не забыл, — сказал он, хотя забыть он, конечно, никак не мог. — Мы с Аной обсудили твое предложение — о том, что можно сделать с домом.

Рот у меня был занят. Я просто кивнула.

— Прекрасная идея — устроить общественный центр в таком городке. И никаких ассоциаций с нами. Звучит интересно, Лекс. Скажи, что я должен подписать.

— Я думаю, мы сможем помогать, — добавила Ана. — Краски, бумага… все анонимно, конечно.

— Да, — ответила я. — Разумеется.

Я вдруг вспомнила, как на переговорах Девлин демонстрирует напускную мягкость, когда оппонент ожидает от нее этого меньше всего; возникает ощущение, что она доверила ему самый ценный секрет, и не остается ничего другого, кроме как проникнуться к ней симпатией.

— Можно, пожалуй, придать этому делу небольшую огласку, — сказала я. — Если ты думаешь, что это поможет привлечь финансирование.

— Это просто здорово! — воскликнула Ана.

Она хлопнула в ладоши, вскочила из-за стола и поцеловала Итана в макушку.

— Летнее платье на выход? — спросила она. — Или что-нибудь менее официальное?

— Надень платье, — попросил Итан.

Ана кивнула и умчалась наверх.

Я взглянула на брата.

— Что? — спросил он. — Я просто подумал… мне это не нужно на самом деле. Если это сделает тебя счастливой — вперед. Ну и твоя идея очень понравилась Ане.

— Ты уверен, что не нужно?

— Почти. У меня есть одно условие.

— Шутишь, да?

— Я все подпишу. Но раз мы делаем по-твоему, ты сама всем и занимаешься — сносом, финансированием, чем там еще… Я больше и слышать об этом не желаю. Я хочу сказать: оглянись вокруг — вот так я сейчас живу.

Я посмотрела на сонных пчел, кружащих над травой; на расписанные вручную тарелки с остатками яичницы; на Горация, дремлющего в другом конце сада под подсолнухами, которые вырастила Ана. («Каждый год здесь проходит соревнование, — пояснила она серьезно, — между старушками Саммертауна. Но в этом году его выиграю я».)

— Даже видеть тебя — иногда уже чересчур, — закончил Итан.

Я много чего могла бы на это ответить, но любой из этих ответов испортил бы мне все дело.

Кивнув, сказала:

— Хорошо.

Мы пожали друг другу руки, как будто снова стали детьми и всерьез поспорили, кто правильно назовет столицу Танзании. Вспомнив это, я улыбнулась, но название столицы в голову не пришло, и тогда я спросила у Итана. И поступила правильно: это оказалось шагом к перемирию.

— Это точно не Дар-эс-Салам, — произес он.

— Определенно, — согласилась я.

— Додома. — Он посмотрел на меня торжествующе, затем задумался. — Мистер Грегс и его столицы…

— Я помню их.

— Хотя нет — не Додома.

— Не Додома.

— Знаешь, в прошлом году я проводил презентацию на конференции школьных директоров. Это крупное событие. Туда съезжаются директора школ со всего мира. В самом конце моей речи, когда в зале раздались аплодисменты и уже можно было расслабиться, я посмотрел в зал и вдруг в толпе увидел его — мистера Грегса. Он сидел на одном из задних рядов, хлопал. Мне даже показалось, я поймал его взгляд. Потом я искал его у стойки с напитками, но там было столько народу. Да и на прощальном вечере я так и не увидел его. Но решил, что все равно разыщу мистера Грегса. Запросил список участников конференции — его там не оказалось. Я подумал, в списке опечатка или его просто пропустили, затем искал среди всех школьных директоров страны. И опять не нашел. Я искал везде и всюду. И выяснил: на той конференции его никак не могло быть, потому что он умер. Пятью годами раньше. Он так и остался учителем, преподавал в одной общеобразовательной школе, в Манчестере, и умер прямо на работе.

Я вспомнила, как Итан уходил на уроки в те дни, когда была его очередь выступать, — его просто распирало от знаний.

— Мне жаль.

— Не стоит. Он ведь, в общем-то, мне никто. Но учителем был отличным.

Раздались шаги — к нам спускалась Ана. Мы стояли вдвоем и смотрели, как она идет через кухню. В желтом платье, раскинув руки на солнечном свету, она будто собиралась обнять нас.

— Как это ни странно, — успел сказать Итан прямо перед тем, как Ана подошла, — я вспоминаю его каждый раз, когда где-нибудь выступаю. И мне нравится думать, что он до сих пор где-то там, в толпе.

Старшему инспектору Грегу Джеймсону шестьдесят пять, он толстый, давно в отставке — как старый и уже никуда не годный цирковой пес. Каждое утро его жена Элис наливает ему чай, намазывает маслом тосты, кладет газету и приносит все это на старом больничном подносе, который унесла с работы. В качестве компенсации за бесконечно длинные ночные дежурства, как она сказала. Десять часов, шторы в спальне колышутся, утопая в утреннем солнце, и в эти минуты кажется, что ночные смены окончательно позабыты.

Его дни насыщенны. Он любит сад и слушать крикет по радио. Ему нравится плавать в открытом бассейне «Пелз» раз в неделю, но только летом. Стоя на траве и снимая с себя одежду, он каждый раз изумляется огромному белому животу и седым волосам на груди. Еще его удивляет, что он не тонет. Зимой он впадает в спячку, поедая печенье и читая спортивные биографии. Он выступает в школах и общественных центрах в Лондоне, рассказывает о своих дежурствах; о том, как был следователем; говорит детям, что и они могли бы этим заниматься. Иногда те задают ему интересные вопросы, и тогда он понимает, что они действительно слушали — значит, день прошел не зря. А в следующий раз вдруг спросят: «А вы носили шляпу?»

Временами. И тогда он начнет вспоминать.

Бывали дни, когда Джейсмон возвращался домой под утро, в его душе разгоралась ненависть ко всей человеческой расе, и он задумывался, а не собрать ли ему рюкзак и не переехать ли в какое-нибудь местечко, самое что ни на есть уединенное — Бен Армин [18] Отдаленный холм в Сазерленде, на крайнем севере Шотландии. , может быть, или Сноудонию [19] Регион на севере Уэльса, где расположен национальный парк. , — и вести там жизнь отшельника. («А лучше, — пораскинул он умом, — прикинуться местным чудаком»; тогда ему будут давать горячую еду в придачу и пускать в пабы.)

Случались дни, когда он не мог разговаривать с Элис, потому что она была немыслимо далека от его смен и от дежурств, — верила, что люди в целом добры. Она пела на кухне, но расстраивалась и переживала, когда получала по почте благотворительные листовки о жестоком обращении с животными. Что тут скажешь?

Да. Временами он носил шляпу.