Эбигейл Джонсон - Девушка в бегах

Я отстраняюсь.

– У меня не было выбора, потому что ты оставила меня одну.

Стоя рядом с ней, я замечаю, что она выглядит болезненно: спутанные и немытые волосы, царапина на подбородке, темные пятна под глазами. Судя по ее виду, ей пришлось по меньшей мере так же тяжело, как и мне. Но затем мой взгляд опускается ниже. Она стоит чуть наклонившись, хотя и пытается это скрыть.

– Мама?

Она не отвечает, но так старательно отводит взгляд, что я не могу удержаться и смотрю в противоположную сторону.

Сначала я вижу незастеленную кровать – что само по себе плохой признак. Мама убирала постель, даже когда болела гриппом, даже если ей приходилось отвлекаться на рвотные позывы. Это не преувеличение, раньше она действительно так делала. А затем я замечаю смятое покрывало, брошенное на матрас – и виднеющиеся из-под него пятна. Некоторые красные, другие – бурые. Я отдергиваю покрывало и вижу, что на самом деле пятен еще больше.

Когда я снова поворачиваюсь к маме, она больше не пытается делать вид, что все в порядке. Одной рукой она держится за колено, а другой тяжело опирается на тумбочку.

– На самом деле все не так плохо, – произносит она, но то, как напряжены ее губы, выдает ложь. – Когда я оставила тебя и отправилась туда, куда не следовало, я думала, что у меня еще есть время. Но кто-то следил за мной, и я рассекла бедро, когда пыталась скрыться.

В следующее мгновение я оказываюсь рядом с ней, помогаю ей присесть на край кровати; опускаясь на него, она не в силах скрыть гримасу боли. Закатав свободную штанину ее брюк, я убеждаюсь, что все выглядит хуже, чем я ожидала: на бедре обнаруживается самодельная повязка, которую мама закрепила скотчем.

Полотенце, перепачканное кровью, присохло к ее коже, и мне приходится намочить другое полотенце под краном в ванной, чтобы смочить его края и отлепить их. Я чувствую, как она изучающе рассматривает меня, мои волосы, мои руки, собирая мозаику по частям, пока я снимаю повязку с ее раны. Она не говорит ни слова, лишь откидывается назад, чтобы мне было удобней. Когда я убираю последний слой бинта, под ним обнаруживается глубокий порез, тянущийся от колена до середины бедра.

Я вижу желтоватый жир.

Если бы рана была хоть чуть-чуть глубже, я бы увидела кость.

Поперхнувшись, я прикрываю рот рукой. Мы внезапно меняемся ролями – теперь мама успокаивает меня.

– Все в порядке, – говорит она. – Выглядит хуже, чем на самом деле.

Еще одна ложь. За свою жизнь она врала мне столько раз, что теперь я научилась лучше распознавать вранье.

Я приматываю к ее бедру свежее полотенце.

– Вот почему ты не позвонила, да? – спрашиваю я. – Ты знала, что они вот-вот до тебя доберутся. Ты хотела увести их от меня.

– Я думала, что это снова полиция. Я не знала, кто это – пока они не нашли меня на кладбище после того, как я тебя оставила. – Она показывает на свое бедро. – Я поняла, что если я попытаюсь связаться с тобой, твоя жизнь окажется в еще большей опасности.

– Ты пришла к могиле Дерека? Хотела попрощаться с ним? – Я чувствую, как жар окатывает затылок. – А что потом? Ты пошла бы прямо в полицию? Это так ты собиралась сдержать свое обещание все мне рассказать? Сидя за решеткой?

Она тянется ко мне, но я отшатываюсь, и я вижу, что она вздрагивает, будто я ее ударила.

Я будто заперта в комнате, которая наполняется водой. Я запрокидываю голову как можно выше, но вода уже подбирается ко рту, и мне хватит времени лишь на один последний вдох, прежде чем я погружусь под воду и окажусь в ловушке.

– Ты и правда это сделала? – спрашиваю я. – Ты убила его?

– Девочка моя, это сложно.

– Нет, мама, вовсе нет. Все вокруг считают, что ты убийца. Мой дедушка думает, что ты все еще подросток. Но он клянется, что Дерек собирался на тебе жениться. А та, кто на самом деле была его женой, утверждает, что ты убила его. Но почему она тогда тебе помогала? Либо ты убила человека за то, что он отверг тебя, либо он собирался бросить ради тебя свою беременную жену, узнал обо мне и… что? Его убил кто-то другой? Все его семейство сговорилось, чтобы обвинить тебя, а ты все эти годы молчала, никак им в этом не препятствуя?

Вопросы срываются с губ один за другим. Я задаю их не потому, что непременно хочу услышать ответы; те же самые вопросы я задала бы самой себе. Но я не знаю никакого другого способа остановить подступающую воду и поэтому прошу:

– Скажи мне правду. Еще одну ложь я не переживу.

– И тебе будет достаточно моих слов? – Наклонив голову, мама смотрит на меня с легким упреком – такое знакомое выражение, что мне становится больно. – Ты и правда поверишь мне, если я скажу, что не убивала его?

Я открываю рот, чтобы выкрикнуть «да!». Я уже ощущаю, как меня тянет к ней – обнять ее и не отпускать, и пусть она скажет мне, что все будет в порядке. Я поверю ей, поверю всему, что она скажет, потому что сильнее, чем узнать правду, я хочу, чтобы все это кончилось. Мне хочется, чтобы все это осталось позади: страх, сомнения, тошнотворная неопределенность. Мне хочется, чтобы мама вернулась.

У меня разрывается сердце.

– Просто произнеси это вслух. Скажи, что ты не убивала его.

– На самом деле меня зовут не Мелисса Рид. Мое настоящее имя – Тиффани Яблонски. Энтони Рид – не твой отец. Твой отец – Дерек Эббот. Твой дедушка не умер, и у тебя есть сестра. И ты на самом деле старше, чем думаешь. Ты это знала?

Я смотрю на нее, чувствуя, как дрожат губы.

– Зачем ты это делаешь? – спрашиваю я. Каждый день своей жизни я видела ее лицо, я знаю его лучше, чем мое собственное. Будто непроизвольно я беру ее за руку. Эта рука гладила меня по голове, когда я была маленькой и кошмары не давали мне спать. Эта рука размазывала зеленую краску по моей коже, когда я решила, что хочу быть гекконом на Хеллоуин. Эта рука держала мою, когда мы несколько месяцев назад проходили последние километры подъема на Смоки-Маунтин.

Она не может сказать мне, что убила его. Не может сказать, что не убивала.

Вся эта ложь. Так много лжи.

Мягкий стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. Мама тут же переключается в режим «убей или убьют тебя». Резким движением она сталкивает меня на пол, одновременно снова хватаясь за нож.

– Кэйтелин? – окликает меня Малькольм. – Ты в порядке?

Мама резко поворачивается ко мне. Я поднимаюсь на ноги, а она смотрит на меня, и в ее глазах – миллион немых вопросов.

– Все в порядке. Это друг. Это он помог мне найти тебя. – Похоже, мои слова не достигают нужного эффекта, и тогда я добавляю: – Он спас мою жизнь, и твою тоже.

Она лишь чуть-чуть опускает нож, и тогда я открываю дверь Малькольму. Заметив нож, он замирает на пороге.

– Все в порядке, – обращаюсь я к ним обоим. – Она поранила ногу, но с ней все в порядке. Я же говорила тебе, что все будет хорошо.