Эбигейл Джонсон - Девушка в бегах

Он поднимает голову и чуть заметно кивает, признавая то, что я сказала, но не в силах отвести взгляд от ножа, который мама готова обратить против него.

– Пожалуйста, отдай это мне, – говорю я ей, но она сосредоточена на Малькольме так же сильно, как он на ней, и почти не слышит меня. – Мама. – Это заставляет ее обратить на меня внимание. Нож дрожит в ее руке, она переводит взгляд на меня. – Это Малькольм. – Я встаю перед ним, а затем произношу, словно срывая пластырь с раны: – Моя бабушка наняла его, чтобы найти тебя.

Подобно тому, как я не выпускала из рук свой самодельный нож в течение нескольких часов после того, как столкнулась с Малькольмом, маме тоже не очень хочется расставаться с оружием. Я убеждаю ее сесть в кресло и более подробно рассказываю ей о том, как я обнаружила его, как потом мы оба сбежали вместе, я делаю акцент на тех травмах, которые он получил, пытаясь дать шанс нам с мамой, и на том, как он упорно настаивал, что хочет помочь мне, даже после того, как я разрешила ему уйти. Мне начинает казаться, что я вполне успешно убеждаю маму, что он не представляет опасности, но она все равно хочет, чтобы нож оставался в зоне досягаемости.

Первый вопрос, который она ему задает, звучит так:

– Где вы оставили машину Лоры?

– У многоэтажки в двух кварталах отсюда, – говорит он. А затем, понизив голос, поясняет мне: – Когда я увидел, что она впустила тебя, то решил, что все в порядке.

Я киваю, безмолвно благодаря его и за то, что он дал нам возможность побыть наедине, и за то, что он предусмотрительно оставил машину на некотором расстоянии от мотеля.

– Он должен уйти, – произносит она, а затем, слегка закатив глаза – кажется, в свой собственный адрес – продолжает: – И ты тоже.

– А куда мне идти? – спрашиваю я. – Обратно в свою камеру в доме того охотника за головами?

Она не отвечает, потому что ей нечего сказать.

– Что бы ты ни планировала сделать, все кончено, – говорю я. – Ты больше не бросишь меня одну.

Заметив сталь в моем голосе, мама переводит взгляд на меня.

– Я больше не стану убегать, – произносит она в тон мне.

– А еще ты больше не будешь принимать решения без моего участия. Теперь мне восемнадцать, не забыла? Или вот-вот исполнится – через пару часов. У меня есть право голоса. А раз уж ты даже на ногах едва держишься, мое мнение уж точно имеет значение.

Я понятия не имею, что я буду делать в долгосрочной перспективе, но в краткосрочной план действий очевиден.

– Сначала надо позаботиться о твоей ноге. Тебе нужно было отправиться в больницу еще несколько дней назад.

Я вспоминаю алые следы, оставшиеся от раны, и с трудом справляюсь с очередной волной тошноты.

– Ей нельзя в больницу, – говорит Малькольм.

Я поворачиваясь к нему, потрясенная тем, что он не занял мою сторону.

– А куда ей еще деваться? Ее нога в плохом состоянии: похоже, рана воспалилась, и она потеряла много крови. Ей надо в больницу.

Он делает несколько шагов, приближаясь к нам с мамой – словно подходит к рычащему животному. Примерно так я себя и чувствую.

– Детектив знает, что она где-то здесь и что она ранена.

Он смотрит на маму, ожидая подтверждения, и она кивает.

– Что ж, тогда, наверное, у них есть люди во всех окрестных больницах, и они только и ждут ее появления.

Мне кажется, будто подо мной разверзлась бездна. Он прав.

– Малькольм, – говорю я, понизив голос и подойдя к нему поближе. – Ей нужна помощь. Ей нужна была помощь еще несколько дней назад. Я только что нашла ее. Я даже представить не могу, что…

– Я понимаю. Мы поможем ей.

– Ты ничего не станешь делать, – возражает мама.

От моего внимания не ускользает акцент на слове «ты» – как и то, что она пристально смотрит на руку Малькольма, лежащую на моем плече. Мне не хочется, чтобы она тратила силы, беспокоясь еще и об этом, я отодвигаюсь от него.

– Малькольм доказал, что ему можно доверять. Тебе просто придется поверить мне на слово.

С того момента, когда я заставила ее опустить нож, она лишь несколько раз отводила от него взгляд. Не могу перестать думать о том, как мы похожи. Ее враждебность по отношению к Малькольму будет по меньшей мере такой же сильной, как и моя поначалу, и у нас нет времени ждать, пока она смягчится.

Она переводит взгляд на него, прищурившись, словно пытается принять решение. Затем она, шаркая, пытается отойти в сторону, но раненая нога ее подводит.

Малькольм стоит к ней ближе, чем я. Он бросается на помощь маме, подхватывает ее и помогает добраться до кровати. При этом он кряхтит от боли, когда ее вес приходится на его пострадавшие ребра.

– Я в порядке, – говорит она. – Просто слишком резко шагнула.

– Вы потеряли слишком много крови.

Ее глаза медленно закрываются, а затем она снова приоткрывает их.

– Просто дайте мне минутку, ладно? А потом мы побеседуем. Мы вместе во всем разберемся. Иди приведи себя в порядок. Кажется, я испачкала кровью твой свитер.

Я тянусь к руке Малькольма, потому что не могу взять за руку ее. Мне страшно, что я сломаю ее пальцы. Этот момент – хуже всего, что было до этого. Мама кажется такой хрупкой, такой слабой.

Раненой.

– Ладно, – говорю я, и каким-то чудом мне удается добиться, чтобы мой голос звучал уверенно. – Позови, если что-то понадобится. – Ее веки снова закрываются.

Малькольм направляется в ванную следом за мной и не возражает, когда я закрываю за ним дверь. Ванная немногим больше телефонной будки. Прижав палец к губам, я наклоняюсь, протискиваясь мимо него, и включаю кран на полную. Я бы включила и душ, но мама, в каком бы состоянии она ни была, никогда не оставила бы незамеченным тот факт, что я отправилась в душ с парнем. Так что мне приходится просто говорить шепотом.

– Я не знаю, что делать. Ей нужен врач. – От вида окровавленных полотенец, валяющихся в ванной, у меня начинает кружиться голова. Я оттираю руки от маминой крови с усердием, которому позавидовала бы леди Макбет, а затем принимаюсь за свитер. Через некоторое время, поняв, что рискую стереть до крови собственные пальцы, я заставляю себя выпустить подол свитера и опираюсь руками о края раковины. Подняв взгляд, я замечаю, что Малькольм смотрит на мое отражение в зеркале.

– Ты расскажешь мне, что она сказала?

– Ничего она не сказала, – я крепко сжимаю белые края раковины. – Говорила в основном я. Рассказала ей, что распознала всю ее ложь, и она не стала ничего отрицать или оправдываться. Но когда я в упор спросила ее, убила ли она Дерека, она, – мой голос становится напряженным, – по сути, спросила меня, как я смогу поверить ее словам, если она скажет, что невиновна.

Малькольм прислоняется к стене у меня за спиной, засунув руки в карманы.