Джейн Корри - Я отвернулась

— Говорят, у каждого существует двойник, — непринужденно пожимаю я плечами, хотя сердце у меня колотится.

Он бросает еще один свирепый взгляд.

— Тогда убирайся, пока тебя кто-нибудь не увидел!

Я быстро иду назад, оглядываясь через плечо каждые несколько минут. Как только передам это, я уйду. Как же глупо с моей стороны подумать, что торговец хочет помочь. Всем чего-то нужно в этом мире. Воспоминание о Стиве вспыхивает в голове, и я гоню его прочь.

Так, здесь сворачивать направо или налево? Я не помню. Затем вижу разрушенные арки посреди кольцевой развязки. Теперь я знаю, где стою, и наконец нахожу дорогу, по которой Ник вел меня вчера вечером. Вот и дом. Сердце колотится от облегчения. Дверь заперта. Я стучу в нее. Кто-то выглядывает в окно.

— Это она! — слышу я голос.

Дверь распахивается настежь. Ник выхватывает у меня пакет. Мэдж тоже здесь, стоит, скрестив руки на груди.

— Ты не имеешь права, черт побери!

Сперва я думаю, что она обращается ко мне, но она кричит на Ника.

— Мне пришлось. Кого еще я мог послать? Ты была в отключке, как дрова.

— Но мы же ее ни хрена не знаем!..

— Все в порядке, — перебиваю я. — Я не стану болтать. Можете мне доверять.

Мэдж глядит так, словно пытается напрячь мозги. Затем внезапно вскидывает взгляд и смотрит поверх моего плеча на дорогу.

— Что за херня… — начинает она.

Сперва мне кажется, что она наезжает на меня. И тут кровь застывает в моих жилах. Полицейские сирены! Топот бегущих ног!

— Ах ты, драная сука! — кричит Мэдж.

Я не могу пошевелиться от шока.

Мэдж выскакивает за порог и мчится по улице. Я вижу, как полицейский хватает ее. Я застыла на месте, пока другой заворачивает мне руки за спину.

— Вот она, сержант! — кричит он. — Эта, не та!

В машине я вижу крупного бородатого мужчину, который только что передал мне газету.

В памяти мелькают светлые волосы. Шнур в моих руках…

— Элинор Холлс, — слышу я слова. — Вы арестованы за убийство вашего мужа, Роджера Холлса.

Таволга вязолистная (Filipendula ulmaria)

Также известна как Невестин лист, потому что ею устилали землю на пути невесты. Ассоциировалась со смертью, так как запах ее цветов, по сказаниям, вызывал сон, глубокий и смертельный.

Я стою перед судьей в Плимутском Королевском суде. Как пояснил мне адвокат — это слушание о моем освобождении под залог. В зале почти никого нет. Открывается дверь. Входит женщина. Она стройная и хорошенькая, с печальными глазами. Что-то шевелится у меня в душе — как будто я должна знать ее. Но я не знаю.

— Как ты могла такое сделать, мама? — восклицает она.

Мама? Что она имеет в виду?

Я слышу голос секретаря суда:

— По обвинению в убийстве: вы признаете себя виновной или нет?

Мне «отказали в освобождении под залог» и отправили в следственный изолятор до суда. Сказали, что на это могут уйти месяцы — здесь полно таких же, как я, ждущих судебного решения и надеющихся на свободу.

В камере узкая койка у стены с полкой для моих вещей. Напротив койка моей сокамерницы — худой девушки с настороженным взглядом — и унитаз в углу, который нам приходится делить.

Меня поставили на работу при кухне — мыть картошку. К ножам мне приближаться нельзя.

Большинство народа здесь только и делает, что ноет. «Эта дыра — дерьмо», — всегда говорят они. Но у нас ведь есть крыша над головой, не так ли? Тут течет горячая вода. Регулярная еда. Постель. Телевизор в общей комнате. Здесь не отель, но это нормально.

Отель. Я смутно припоминаю номер. Мальчика. Потом это проходит.

Мои мысли путаются. Я устала. Как будто плотный туман постоянно окутывает голову, давит на плечи. Женщина-психолог, с которой я встречалась, сказала, что вернется. Но больше не пришла.

Мне говорят, что ко мне посетитель. Интересно, кто захотел меня увидеть? Сообщают имя, оно кажется смутно знакомым, но я не знаю, откуда.

Сердце колотится, пока я ожидаю вместе с остальными. Нас выстраивают в очередь, а потом ведут в зал для посетителей. Я окидываю взглядом все столы, за которыми сидят пришедшие друзья и родственники. А затем вижу его.

Майкл. Это имя всплывает у меня в голове. Но он уже совсем взрослый. Я подбегаю к нему и пытаюсь обнять за плечи, но он слишком высокий.

— Никаких прикосновений! — твердо говорит офицер.

— Майкл… — говорю я вслух. Я не понимаю, откуда, но точно знаю, что люблю его.

Теперь улыбка выросшего мальчика становится грустной.

— Я не Майкл, мам. Я Люк. Твой сын. Неужели ты не помнишь?

Я сомневаюсь. Не помню это имя. Но помню что-то другое.

— Австралия! — выпаливаю я.

— Верно. Я жил в Австралии, но теперь вернулся, чтобы тебе помочь. — Тут его голос срывается. — Ты такая худая и хрупкая…

Он пытается взять меня за руки, но офицер пресекает это.

— Эми до сих пор расстроена, — говорит этот… Люк? — Но рано или поздно она придет в себя.

Эми… Эми… Это имя тоже звучит знакомо.

Его голос становится тише:

— Ты… помнишь Джоша?

Я напрягаю память, но сомневаюсь.

— Он обычно называл тебя «буля»

Внезапно я отчетливо вспоминаю, как другой светловолосый ребенок влетает в парадную дверь и бежит ко мне, раскинув руки. Я плачу, но не знаю почему.

Высокий блондин — Люк — что-то вкладывает мне в руки. Я удивленно смотрю вниз. Это резная деревянная шкатулка. На крышке вырезан эдельвейс. Почему-то я понимаю, что внизу есть ключ. Я поворачиваю его и открываю. Музыка наполняет воздух. Это песня о маме, танцующей со мной по комнате, когда я была маленькой. О белокуром мальчике по имени Майкл, одно только имя которого ножом режет мое сердце. И о другом светловолосом ребенке. О том, который погиб из-за меня.

— Все в порядке, мам. Не расстраивайся. Ты не виновата.

— Но как же так, — рыдаю я. Прошлое возвращается ко мне, как случайные кусочки головоломки. Некоторые из них подходят друг к другу, но остальные — не совпадают. — Джоша больше нет!

— Есть, — говорит человек, который назвался моим сыном. Он обнимает меня и раскачивает из стороны в сторону, как дитя. — Он есть!

Я впиваюсь в него взглядом:

— Что ты имеешь в виду?

Он говорит мягким голосом:

— Что именно ты помнишь?

— Красную футболку… — всхлипываю я. — Плавающую в воде.

Теперь он гладит мои руки. Офицер не смотрит. Гладит и гладит, стремясь успокоить меня.

— Да, но Джоша в ней не было. Он был в безопасности в стороне от пруда.

Слезы текут ручьем по моему лицу. Как? Почему? У меня столько вопросов, что они мешают друг другу слететь с моего языка.

— Слава богу! — выдыхаю я. — Мой мальчик! Мой драгоценный малыш!

И тут поглаживание прекращается. Люк отпускает мои руки и смотрит на меня со страхом в глазах.