Джейн Корри - Я отвернулась

Кровь стучит в висках, когда меня ведут к свидетельскому месту. Несколько секунд я не могу ни видеть, ни слышать, что происходит вокруг. Ладони покрываются липким потом. Во рту пересохло. Я не знаю, смогу ли говорить.

Мы с Барбарой неплохо узнали друг друга во время ее визитов в следственный изолятор. Но как может кто-то еще понять меня, когда я сама едва могу это сделать?

— Элли, — начинает она своим мягким голосом, который, как я слишком хорошо знаю, может становиться жестким, когда она хочет, — я бы хотела, чтобы вы рассказали суду про день смерти вашего мужа, семнадцатое августа две тысячи девятнадцатого года. Вы можете описать, какие события предшествовали случившемуся?

— Я присматривала за своим четырехлетним внуком, Джошем. — Мой голос дрожит. — Мы с ним играли в саду. Я увидела, как муж разговаривает по телефону в своем кабинете. Он выглядел расстроенным. Я… я подумала, что это могла быть Кэрол, потому что столкнулась с ней утром в городе, и она утверждала, что они до сих пор встречаются. Она даже знала про игровой домик, который муж купил нашему внуку. Мы с Роджером поссорились. А потом я поняла, что больше не вижу Джоша. — У меня трясутся колени. — Я бегала по саду и искала его. И тут обнаружила, что кусок забора между нами и соседями сломан. Я пролезла через щель и увидела…

Я хватаюсь за перила перед собой.

— …Увидела пруд. Они только что его выкопали. Красная футболка моего внука плавала в воде. — Я ощущаю в голосе истерические нотки. — Я подумала, что он утонул… И это вернуло меня в…

— Вернуло куда, миссис Холлс?

Мой голос срывается на крик:

— Прошу… я не могу!

— Очень хорошо. Я уважаю тот факт, что вы до сих пор находитесь в уязвимом состоянии. Мы вернемся к этому позже. Можете рассказать суду, что делали после?

Я уже разговаривала об этом и с Барбарой, и с психотерапевтом в тюрьме. Но теперь деревенею, осознавая, что все взгляды устремлены на меня. Я не хочу говорить. Если я это произнесу — оно станет реальностью.

— Миссис Холлс. Пожалуйста, ответьте на вопрос. Суду необходимо знать правду. — Барбара нарочно говорит жестко. Она предупредила об этом заранее. Она должна упредить скептицизм стороны обвинения.

Я пытаюсь взять себя в руки.

— Я… я побежала домой, чтобы сообщить Роджеру. И увидела, что он все еще разговаривает по телефону. Он ходил туда-сюда и спорил с кем-то. Просил о чем-то.

Я едва могу вздохнуть.

— Интуиция подсказала мне, что он до сих пор разговаривает с Кэрол, хотя я не могла как следует расслышать слова. Он даже не вышел искать Джоша. Он…

Я набираю в грудь побольше воздуха. Барбара мягко кивает мне, словно желая придать сил.

— Я распахнула двери и закричала на Роджера — что он убил Джоша, потому что из-за него я не уследила за внуком.

Я прерываюсь. У меня першит в горле. Я не могу дышать.

— И что случилось потом?

— Он оттолкнул меня, как будто человек, с которым он разговаривал, гораздо важнее. Я упала лицом на стол и повредила зуб. Позже он стал шататься и выпал.

Я замолкаю на секунду, проводя языком по щели, которая до сих пор там.

— После этого я помню все только урывками. Лицо Роджера — красное и злое.

Я не говорю им, что лицо, которое я действительно видела, — было лицо моего отца после происшествия с Майклом.

— Я не помню, как убежала. И как разговаривала с Джо, по словам свидетелей. И как она отдавала мне свою одежду.

— А как вы оплачивали автобусный билет?

— Я не знаю. Я ничего этого не помню. — Мой голос становится выше от страдания. — Хотела бы я знать.

Я оседаю на пол. Я что, схожу с ума? Это будет не в первый раз…

Суд объявляет перерыв, чтобы я могла «успокоиться». Я делаю глоток воды. Барбара говорит, что у меня «все хорошо». Наступает время перекрестного допроса. Поверенная со стороны обвинения явно не верит ни единому моему слову.

— Простите, но этот сложный медицинский диагноз кажется довольно удобным.

Она заявляет это так, словно указывает на очевидный факт.

— Разве не все мы хотели бы стать кем-то другим, если бы сделали что-то, чего не следовало?

Кто-то из присяжных фыркает, словно услышал анекдот.

— Особенно, — продолжает она, — если эта «ошибка» — преступление.

Она делает паузу. Ее лицо мрачнеет.

— Преступление, которое называется «убийство».

Другой присяжный, мужчина с длинными бакенбардами, кивает.

— Вы можете как-то доказать, что действительно искренне верили в то, что вы Джо, бездомная продавщица журналов? Вместо попыток убедить нас, что страдаете от разнообразных психических состояний?

Зачем она спрашивает, когда я уже все объяснила?

— Как я уже говорила, я даже не помню, что была Джо. — Мои руки нервно сжимаются. — Но это правда. Даю вам слово.

— Ваше слово, — повторяет обвинительница. Затем поворачивается к присяжным. — Миссис Холлс, которая уже признала, что убила своего мужа, — хочет, чтобы мы поверили ей на слово.

Раздается нервное хихиканье.

— И вы также хотите, чтобы мы поверили вам на слово, что вы не знали о том, что Джош жив.

— Конечно, не знала! — выкрикиваю я. — Я действительно думала, что он утонул.

Поверенная смотрит в свои записи.

— Это правда, что вы жили на улице с августа и до конца декабря прошлого года?

— Я не помню.

— Принимается. Вас арестовали в Плимуте. Насколько хорошо вы знаете этот город?

— Я не знаю. Почти никак. Я имею в виду — я помню, как мы всей семьей ездили отдыхать на юго-запад, когда я была ребенком. До того, как умерла моя мать.

Я на миг закрываю глаза. Камеры видеонаблюдения, несомненно, показали, что я приехала туда на автобусе. Возможно ли, что в глубине души я сохранила положительную связь с этим местом?

— Несмотря на то, что́ вы только что сказали, присяжным может оказаться затруднительно понять, как вы «стали» Джо. Почему именно ее вы выбрали для перевоплощения? Почему, скажем, не знаменитость вроде герцогини Сассекской или Мэрилин Монро?

Снова хихиканье со стороны присяжных. Тем не менее она попала в точку.

С чего начать? Это сложно. Но беседы с психологом помогли мне это понять, и я должна попытаться.

— Я не уверена точно. Возможно, потому, что я не знаю никаких знаменитостей. Но я познакомилась с Джо до… до смерти Роджера. С той самой минуты, как ее встретила, я отчасти завидовала ей. Мне нравилось, что она может идти куда захочет. В то время мне ошибочно казалось, что на нее не давит груз забот. Теперь я вижу, что смущала ее чересчур покровительственным отношением. Как можно понять жизнь другого человека, если не живешь ею?

Но я намеренно не упоминаю, как думала, что уж у нее-то нет времени на тревоги о чем-то вроде трещин на тротуаре; и что мне понравилось ее умение ругаться, как матрос. Есть вещи, о которых лучше не говорить в суде.