Джейн Корри - Я отвернулась

Присяжные слушают будто завороженные. Такое ощущение, что я веду с ними приватный разговор.

— Я многое узнала о ее судьбе. Она рассказывала мне, что побывала в тюрьме и каково это. Рассказала, как жила в детских домах, где никак не могла привыкнуть и часто убегала. Ее детей отобрала служба опеки, и она потеряла с ними связь. Мне снились кошмары, когда она рассказала о своей уличной подруге, которой перерезал горло бродяга, накачанный метом. Мне передался ее страх, что на улице ты никогда не будешь в безопасности. Наверно, все это отложилось в моей голове.

— А как вы объясните такой подозрительный момент: вы изменили внешность, чтобы стать на нее похожей.

— Я не помню, как брила голову, — возможно, это потому, что я подхватила вшей и она чесалась.

Барбара садится. Наступает короткое молчание, прежде чем представительница прокурора его нарушает.

— Очень хороший рассказ, миссис Холлс. Скажите, а правда ли, что вы когда-то пытались найти для Джо жилье в городе?

Барбара выглядит обеспокоенной. Сторона обвинения, предупреждала она меня, может показаться милой. А затем они используют то, что ты говоришь, чтобы ударить в самое уязвимое место. Но я могу сказать только правду.

Мой голос хриплый и сухой.

— Когда я состояла в комитете помощи бездомным, мы обсуждали это с городским советом. А временно я хотела поселить ее в нашем летнем домике, но муж не позволил. Он сказал, что это «опасно» и что она может убить нас в наших постелях, насколько я помню.

В зале повисает тишина. Ирония ситуации не ускользает ни от кого.

— Вы знали, что полиция допрашивала ее по поводу недавней серии краж со взломом?

— Нет. — Я начинаю нервничать. — Если бы знала, не пригласила бы ее в наш дом.

— А вы действительно пригласили ее в свой дом, я правильно понимаю? — Голос прокурорской поверенной становится резче.

— Ну, да. Дождь лил как из ведра, и она промокла до нитки. Так что я дала ей сухую одежду.

— И что же ваш муж сказал по этому поводу?

— Его не было дома.

— А потом вы ему сообщили?

— Нет.

— Можете ли вы сказать, что были наивной? Слишком впечатлительной, может быть?

— Нет. Я просто старалась быть порядочным человеком.

— Можете ли вы сказать, что были лгуньей?

— Нет!

— Ее тяжелое положение затронуло в вас какие-то струны?

— Да. Но это не было причиной…

— Это потому, что вы сами потеряли дом в молодости, когда юной девушкой вас изъяли из семьи и поместили в специализированный приют?

А я-то все гадала, когда же об этом зайдет речь.

— «Приют» — это устаревшее название, — парирую я. — Это была частная клиника.

— Как вам угодно. Там вас лечили от нервного срыва, насколько я понимаю.

— Да.

— Принимается. Впоследствии вы стали увлекаться волонтерской работой при тюрьме. Можете рассказать об этом подробней?

Почему она хочет это знать?

— Моя подруга по книжному клубу спросила, интересно ли это мне. Она вдохновила меня на вступление в местный Независимый наблюдательный совет — команду добровольцев, которая посещает тюрьмы, чтобы проверить, все ли там устроено, как следует.

Очередной раз, когда я не осознавала, что вскоре сама окажусь в подобном положении.

— Некоторые из нас — и я в том числе — помогали читать заключенным, которые не были достаточно грамотны. Я бросила это дело, когда родился Джош, чтобы проводить с ним больше времени.

— Почему вы вообще вызвались работать в тюрьме?

— Я считала своим долгом вернуть что-то обществу, а еще потому, что мне самой посчастливилось иметь дом и детей.

— Разве не может быть правдой, что столь обширный опыт на протяжении долгих лет помог вам сознательно и тщательно продумать ложную личность? Те люди, которые там находились, послужили вам материалом для изучения.

Так вот к чему она ведет.

— Нет. — Как заставить ее понять? — Они могли оставить след в моей душе, но я этого не осознавала.

— В душе. — Обвинительница повторяет это слово так, будто в него не верит. — Принимается. Скажите мне, Элли, — насколько важна для вас семья?

Ком в горле такой огромный, что мешает мне говорить.

— Очень важна, — выдавливаю я.

Перед глазами мелькает образ мамы. Ее нежная кожа, пахнущая розами. Я до сих пор помню, как она собирала со мной полевые цветы и рассказывала о незабудках.

14.20. 17 августа 1984 года

— Майкл! — кричу я снова, на этот раз громче.

Питер стоит позади меня.

— Не волнуйся, — говорит он. — Наверно, он вернулся в дом.

Точно! Я пускаюсь бегом.

— Подожди, — говорит Питер, догоняя меня. — Нам надо придумать, что мы им скажем.

Да какая разница! Я просто хочу поскорее найти брата.

Я бегу быстрее.

— Майкл! — кричу я, когда мы выскакиваем с лужайки и пересекаем внутренний дворик, где толпа взрослых с напитками бросает на нас неодобрительные взгляды, как будто мы ведем себя неподобающе.

Мне требуется время, чтобы найти отца и мачеху. Наконец я вижу их в одной из просторных гостиных. Шейла оживленно болтает с другой женщиной о том, что собирается вступить в местный гольф-клуб, потому что «социальная жизнь должна соответствовать определенным стандартам». Отец стоит рядом с ней, сжимая в руке бокал вина и глядя вдаль.

— Майкл с вами? — выдыхаю я, подбегая к ним.

— Элли, я тебе уже говорила: не перебивай меня, когда…

Она меняется в лице, когда до нее доходят мои слова.

— Что ты имеешь в виду? Я думала, ты с ним.

Я слышу голос Питера позади:

— Мы играли с ним в прятки, но он просто убежал.

Пока он объясняется, я замечаю, как Шейла оглядывает меня с головы до ног. Я слишком хорошо помню, что мое платье измято, а с того боку, которым Питер прижал меня к дереву, пока целовал, — зеленеет лишайник.

Мачеха хватает меня за предплечье, ее длинные красные ногти впиваются в мою обнаженную кожу.

— Покажи, где вы его видели в последний раз! — Она резко повышает голос до пронзительного визга: — Где, Элли? Где?!

Сегодня четвертый день моего суда. Я периодически отключаюсь от происходящего, но время от времени обращаю внимание на некоторые фигуры вроде вот этой хорошенькой женщины в цветастом платье. Это Хилари, мой тюремный психолог.

— ПТСР, то есть посттравматическое стрессовое расстройство, имеет три основных признака, — начинает она. Хилари говорит спокойным, ясным, авторитетным голосом, и я чувствую, что присяжные ее внимательно слушают. — Это избегание, навязчивые мысли и сверхбдительность. Одним из симптомов избегания является диссоциация. Такое состояние определенно не возникает по собственному желанию, поэтому нельзя утверждать, что это удобный «предлог» для убийства. Диссоциативное расстройство может возникнуть, когда человек сталкивается с тревожным или травмирующим переживанием, которое связано с прошлой психотравмой.