Джейн Шемилт - Учись тонуть

Ничуть не смущенный моим молчанием, репортер продолжает:

— Так и есть, множество людей в эту минуту искренне сочувствуют вам, доктор Джордан.

— Окружающие делают все возможное, чтобы помочь нам. Полицейские чрезвычайно добры. — Мой ответ тоже получается шаблонным. — Мы полны надежды.

«Надежда» — неточное слово. Правильнее было бы сказать «ужаса».

— Уже есть какие-то зацепки?

— Мы… я… — Им не стоит сообщать о Саймоне. Пока еще нет. — Пожалуйста, спросите полицию. Спасибо.

Я отключаю мобильник.

В окно влетает мотылек. С бледными крыльями, крупный, как летучая мышь или мелкая птица. Он бесшумно вспархивает под потолок, облетает комнату, с шорохом натыкаясь на стены, и наконец садится на край шторы. Я быстро закрываю окно.

Адам идет проведать девочек. Зоуи оставила на столе миску со сливами. Я придвигаю ее к себе и беру одну, но, едва обхватив ее пальцами и ощутив форму и приятную податливость, роняю. Мне вдруг приходит в голову, что по весу и размерам она точь-в-точь как сердце младенца.

Ботсвана, март 2014 года

Меня будит громкий стук в дверь. Я открываю глаза и вижу тусклый свет раннего утра. Кутаясь в халат, я спешу в коридор, сердце колотится от надежды и страха.

Элизабет опередила меня и уже открыла дверь. Я вхожу в темную гостиную, сразу вижу коренастую фигуру Гудвилла и невольно затягиваю потуже пояс халата. Элизабет раздвигает шторы и исчезает. Я слышу, как на кухне лязгает чайник, поставленный на плиту, затем чиркает спичка.

Во взгляде Гудвилла читается некоторая неприязнь. Несмотря на ранний час, он безукоризненно одет. Мне приходит в голову, что я понятия не имею, как долго ему приходится трястись по ухабистым дорогам, чтобы добраться к нам.

— У нас появился подозреваемый. Один из ваших работников.

Значит, они выяснили, что это Саймон. Мои худшие опасения подтвердились.

— Сейчас мы произведем арест.

— Сейчас? Но…

Саймон с женой, возможно, уже на пути в другую страну. Разве полиция не должна была арестовать их сразу же? За моей спиной в комнату тихо входит Адам.

— Саймона арестуют, — шепчу я.

Гудвилл поднимает взгляд. Он услышал меня, его глаза прищурены.

— Это не связано с Саймоном Катсе. Вчера вечером мы разыскали вашего репетитора и его жену, они будут допрошены позже.

Гудвилл делает паузу, оглядывается на облюбованное им кресло и осторожно опускается в него. Значит, Саймон тоже подозреваемый? Или его допросят только для того, чтобы вычеркнуть из списка? В любом случае полиции следует поспешить.

— Речь о вашем садовнике Джосайе.

— Джосайе?

О кротком, дружелюбном Джосайе?

— Это, наверное, ошибка.

— Почему вы подозреваете его? — спрашивает Адам, расчесывая свои запястья. Его ногти скребут по сухой коже громко, как наждачная бумага по дереву. — Он же мухи не обидит.

Гудвилл вглядывается в разложенные на коленях листы бумаги, словно припоминая, почему заподозрили Джосайю.

— Мы обнаружили отпечатки его пальцев на изъятых у вас клетках.

— Но ведь он смастерил эти клетки. Разумеется, на них повсюду его отпечатки.

Гудвилл сцепил кисти рук и без остановки крутит большими пальцами один вокруг другого, я вижу их мелькание периферическим зрением.

— Это свежие отпечатки, совсем свежие, — говорит он.

— Джосайя недавно кормил животных. С тех пор как Сэма похитили, я не разрешала девочкам выходить из дома без сопровождения.

Адам легко касается ладонью моего плеча.

— Вероятно, есть причины, — тихо говорит он.

Гудвилл кивает. Выражение его лица становится благодушным, но во взгляде, который он бросает в мою сторону, я замечаю что-то еще. Он тяжело поднимается и шагает к двери. Разговор окончен. Мы слышим, как он говорит с Элизабет на кухне, а несколько минут спустя проходит мимо окна. Джосайя идет рядом, за ними следует Элизабет. Как обычно, Джосайя босиком, но без своей шляпы. Его лицо выглядит беззащитным. Мне хочется броситься к нему, закричать, что мы уверены в его невиновности, но Адам удерживает меня за руку и качает головой.

— Все возможно, — говорит он.

Рядом с плотным и крепким Гудвиллом Джосайя выглядит тощим, как скелет. Его, наверное, продержат несколько часов, а то и суток. Схватив из холодильника бутылку воды и хлеб из-под сетчатого колпака на столе, я сбегаю по ступенькам, но машина уже выехала за ворота и вскоре скрывается в клубах пыли. Элизабет возвращается к дому. Она бредет, не замечая ничего вокруг, прямо на меня.

— Мне очень жаль, Элизабет.

Она останавливается, словно ожидая, что я добавлю что-то еще, но головы не поднимает. Мне хочется сказать, что не мы виноваты в этом аресте, но тогда я покривлю душой. Если бы мы не приехали сюда, Джосайя сейчас спокойно занимался бы садом, а его пес, возможно, был бы при нем. И, конечно, Сэм по-прежнему оставался бы с нами. В чистом утреннем свете лицо Элизабет кажется осунувшимся, кожа — увядшей. Она выглядит заметно постаревшей.

— Я опоздала отдать ему это. — Я протягиваю хлеб и воду, Элизабет берет их, медленно взбирается по ступеням крыльца и скрывается в темноте дома. Копано уже обыскивает сарай, где обычно ночует Джосайя. Белая рубашка полицейского мелькает в темном помещении, руки в перчатках творят хаос.

— Пожалуйста, будьте осторожнее!

Если Копано и слышит, то виду не подает. Все ящики маленького комода уже выдвинуты. Мельком я вижу в них тщательно свернутую рубашку и небольшое потрепанное полотенце.

Копано поднимает с кровати матрас, потом стаскивает его на пол. И выпрямляется, оценивая дело своих рук, но не видит того, что ожидал найти. Пожимает плечами и проходит к двери, не глядя на меня своими глубоко посаженными глазами, его взгляд обращен внутрь.

Джосайя тоже не смотрел мне в глаза, но постоянно поглядывал на Сэма. Моя неуверенность нарастает, соседствуя с тревогой из-за Меган. Она до сих пор не позвонила, а ведь прошло уже больше суток. А если мои подозрения на ее счет все-таки оправданны?

В доме не осталось никаких следов приезда полиции. Девочки, должно быть, уже позавтракали и теперь на лужайке перед домом помогают Элизабет стирать в лохани постельное белье. Общими усилиями они выкручивают простыню. Элизабет забирает ее у них, вешает на дерево, и она становится похожей на парус, ослепительно-яркая на фоне листвы.

В нашей комнате Адам застегивает рубашку и одновременно прожевывает кусок хлеба. На нем крепкие ботинки и брюки из плотной ткани, которые он взял с собой на случай сафари. Тогда он не подозревал, что эта одежда понадобится для поисков маленького сына. Сегодня Адам выглядит спокойно и двигается целеустремленно, будто готовится к экспедиции. Вчера он обвел на карте наш дом окружностью радиусом двадцать километров и разделил получившийся круг на восемь частей. Каждый день он намерен проходить по одному из секторов. Может, разделенное на части пространство внушает Адаму меньше робости перед его размерами, но эти границы лишь видимость. Как они помогут справиться с многими милями буша и его бездорожьем? С таким же успехом можно пытаться в одиночку обыскивать Шотландию. Эта задача невыполнима.