Люси Фоли - Список гостей

— Принеси еще новое одеяло, — прошу я Уилла. Меня подмывает сказать, что я хочу поспать в другой комнате. Но это было бы иррационально, а я горжусь тем фактом, что совсем не такая.

— Конечно, — Уилл показывает на водоросли. — И я это уберу. Уж поверь, мне приходилось иметь дело с вещами и похуже.

В программе Уилл сбегал от волков и отбивался от летучих мышей-вампиров — хотя команда всегда была рядом и могла помочь — так что все это должно было показаться ему жалким. Немного водорослей на простынях — не так уж и страшно, по большому счету.

— Я завтра с утра поговорю с парнями, — говорит он. — Скажу им, что они чертовы идиоты.

— Ладно, — соглашаюсь я. Он так хорошо умеет успокаивать. Он такой… пожалуй, это можно выразить только одним словом — идеальный.

И все же в этот момент, причем ужасно неподходящий, в голове всплывают слова из этой кошмарной маленькой записочки.

Он не тот, за кого себя выдает…

изменник… лжец…

Не выходи за него.

— Здоровый сон, — успокаивающе говорит Уилл. — Вот, что нам нужно.

Я киваю.

Но мне кажется, что я не сомкну глаз.

Снаружи шум. Странный звук, напоминает плач. Больше похоже на человека, чем на животное, но в то же время есть в этом вопле и что-то нечеловеческое. Мы с Фредди переглядываемся. Все гости где-то полчаса назад пошли спать. Я уж думала, они никогда не устанут. Нам пришлось ждать до самого конца, на тот случай, если им вдруг что-нибудь понадобится. Мы слышали их гомон из столовой, а потом и пение. Фредди в школе изучал латынь и смог перевести, что они напевали: «Если я не склоню небесных богов, то ад всколыхну». У меня мурашки побежали по коже.

Друзья жениха похожи на мальчишек-переростков. Для мальчишек им недостает невинности, хотя у некоторых она вообще отсутствует. А для взрослых мужчин им стоило бы вести себя приличнее. И есть в них что-то стадное, как у собак, которые могут быть хорошими по одиночке, но как только они сбиваются в стаю, то перестают думать. Мне придется завтра за ними присматривать — убедиться, что их не занесет. По моему опыту, некоторые самые светские рауты, в которых участвовали богатые и достойные гости, заканчивались в итоге самым страшным кошмаром. Я организовала свадьбу в Дублине, где собралась половина ирландской политической элиты — там был даже премьер-министр, — и уже перед первым танцем между женихом и тестем произошла драка.

А здесь еще и есть дополнительная опасность в виде самого острова. Дикость этого места проникает под кожу. Гости будут чувствовать себя вдали от традиционных моральных норм общества, защищенными от посторонних любопытных глаз. Эти люди — выпускники закрытой школы. Они провели большую часть своей жизни под гнетом строгого набора правил, которые, вероятно, не закончились с окончанием школы: выбор того, в какой поступить университет, на какую пойти работу, в каком доме жить. Со временем я поняла, что те, кто больше всего уважает правила, больше всего любят их нарушать.

— Я посмотрю, — говорю я.

— Это небезопасно, — отвечает Фредди. — Я пойду с тобой.

Я уверяю Фредди, что все будет в порядке. Чтобы его успокоить, даже обещаю прихватить кочергу из камина, когда буду выходить. Из нас двоих смелости у меня побольше, это понятно. Я этим вовсе не горжусь. Просто когда случается нечто ужасное, лучше уж перестать бояться всего остального.

Я шагаю в ночь. Свет окон «Каприза» почти не помогает, хотя кухня ярко освещена, как и одно из верхних окон — комната, где живут главные герои вечера. Ну, понятно, почему они не спят. Мы слышали ритмичный скрип кровати.

Пока не буду включать фонарь. Его свет только ослепит успевшие привыкнуть к темноте глаза. Я стою и внимательно слушаю. Все, что поначалу удается разобрать, — это плеск воды и незнакомый шуршащий звук, но потом я наконец понимаю, что это шатер, — ткань шелестит от прикосновения легкого ветерка в пятидесяти метрах от меня.

А потом снова раздается шум. Теперь мне легче его разобрать. Кто-то рыдает. Невозможно сказать, мужчина это или женщина. Я поворачиваюсь на звук, и мне кажется, что я успеваю уловить краем глаза какое-то движение неподалеку от пристроек «Каприза». Не знаю, как я это увидела, ведь сейчас так темно. Но мне кажется, это в нас запрограммировано, это наши животные инстинкты. Наши глаза настроены ловить любое движение, любое изменение во тьме.

Это могла быть летучая мышь. Иногда они так стремительно рассекают в сумерках, что их едва ли можно заприметить. Но мне кажется, это было что-то покрупнее. Уверена, это человек — тот самый человек, который сидит и плачет в темноте. Даже когда я приехала сюда много лет назад, несмотря на то что остров тогда был населен, здесь гуляли истории о привидениях. Скорбящие женщины, оплакивающие своих зверски убитых мужей. Голоса усопших, которых лишили надлежащего погребения. В то время мы сами до смерти запугивали себя этими историями. И сейчас, даже против своей воли, я чувствую это — ощущение съеживающейся на костях кожи.

— Есть тут кто? — зову я. Звук резко обрывается. Ответа не последовало, и я включаю фонарь. Направляю луч сначала в одну сторону, потом в другую.

Под свет что-то попадает. Я навожу руку на то же самое место и направляю свет вверх по фигуре, которая смотрит на меня. Луч выхватывает темные растрепанные волосы, блестящие глаза. Существо прямиком из местных легенд — Пука: призрачный гоблин, предзнаменование надвигающейся гибели.

Я невольно делаю шаг назад, луч фонарика колеблется. Постепенно я осознаю. Это всего лишь шафер, прислонившийся к стене одной из надворных построек.

— Кто там? — хрипит он.

— Это я. Ифа.

— А, Ифа. Пришла сказать мне, что пора выключить свет? Пора мне ложиться, как хорошему мальчику?

Он криво ухмыляется. Но его веселье выглядит неубедительно, и я почти уверена, что вижу на его лице дорожки от слез.

— Бродить среди пристроек небезопасно, — деловито говорю я. Там есть старая сельскохозяйственная машина, которая может разрезать человека пополам. — Особенно без фонаря, — добавляю я.

«И особенно настолько пьяного», — думаю я. Хотя, как ни странно, мне кажется, что я защищаю остров от него, а не наоборот.

Он встает и подходит ко мне. Шафер — крупный и пьяный мужчина, к тому же я улавливаю тошнотворно-сладкий запах травы. Я делаю еще один шаг от него и понимаю, что крепко сжимаю кочергу. Затем он снова ухмыляется, показывая кривые зубы.

— Ага. Малышу Джонни пора спать. Знаешь, мне кажется, я перебрал. — Он изображает, как пьет из бутылки, а потом курит. — Я всегда чувствую себя немного не в своей тарелке, когда слишком много и того, и другого. Даже подумал, что мне всякая фигня мерещится.