Меган Миранда - Девушка из Уидоу-Хиллз

Мы молча стояли в кухне и улыбались.

— Так, я могу еще чем-то помочь? — спросил он.

Я потянулась правой рукой к шкафчику за бокалом.

— Можешь открыть вино — оно в холодильнике.

Не пила вино с тех пор, как закончила предыдущую бутылку — в ночь, когда нашла Шона Колмана. Пора возвращаться к обычной жизни. Расслабиться под телевизор, выспаться, проснуться поутру свежей и полной энергии.

Беннетт взял новую бутылку вина с дверцы холодильника. Открутил крышку и налил в мой протянутый бокал немного больше, чем я наливала себе сама. При этом поморщился.

— Не понимаю, как ты пьешь эту дрянь из бутылок с крышками. Серьезно, Лив.

Он шагнул ближе, и я подняла бокал. Пульс немного участился.

— Сам попробуй, — поддразнила я, протягивая ему вино.

— Мне ж на работу, — возразил он, однако отпил. Тут же сморщил нос и высунул язык. — Честное слово, Лив, гадость ужасная! — Я засмеялась, он тоже улыбнулся. — Мне правда пора.

— Вот и иди, — сказала я. — Дай мне спокойно посидеть с вином и телевизором.

Я проводила Беннетта до крыльца и подождала, пока свет фар его машины не исчез в наступивших сумерках. Остались лишь сверчки и светлячки. Темный дом Рика. Слабый свет в кухне за спиной. И все же я чувствовала себя в спокойствии и безопасности.

Вернувшись в дом, я взяла бокал и села на диване в гостиной. Включила телевизор, отпивая вино.

Подавилась и закашлялась от первого же глотка — Беннетт был прав, это пить невозможно. Только не в том смысле, как думала я.

Вино прогоркло.

Но бутылка новая, не начатая. Моя вечерняя рутина нарушилась, когда все пошло кувырком.

Я вернулась на кухню, вылила вино из бокала в раковину, взяла бутылку. Трещин нет — непонятно, отчего испортилось вино. Бутылку явно открывали.

Пальцы задрожали.

Беннетт говорил, что из аптеки пропадали лекарства: опиоиды, бензодиазепины. Они действовали как успокоительное. Некоторые применялись как анестетики, чтобы уменьшить тревожность, например, после пережитой травмы или операции. Я помню даже, что в детстве плохо реагировала на одно из таких лекарств.

Я понюхала горлышко, поболтала жидкость, всмотрелась в темное стекло. Осторожно поставив бутылку обратно, отступила назад и оглянулась на темное окно.

Возможно, ничего в бутылке и не было, а вино прогоркло само по себе. Однако меня смущало совпадение по времени. Каждый вечер с того дня, как Рик нашел меня во дворе: бокал вина, сумбурная ночь, пробуждение снаружи… пропажа канцелярского ножа.

Не иначе, мне что-то подсыпали.

Кто-то здесь побывал.

Я закрыла рот рукой, отступила еще на шаг, перебирая в уме варианты.

Элиза, которая слишком быстро появилась в «Скорой» — откуда узнала, что я там? Потом оставалась здесь со мной, а ведь у нее был доступ к лекарствам! И в баре она была в ту ночь.

Беннетт тоже. Принес мне кофе, налил сок, приготовил еду. Постоянно околачивался в моем кабинете. Мог взять и сделать копию с ключа…

Хватит! Это не Беннетт.

Вот уж кто действительно понятия не имел о моем прошлом. Обиделся, как от предательства, когда узнал, — у него на лице было написано. И все же в голове продолжали вертеться вопросы: почему он отговорил меня от поисков Элизы, почему у него в машине оказался тот формуляр…

Господи, когда же это кончится? Когда я перестану видеть в каждом врага, подозревать окружающих в каких-то кознях? Неужели я больше неспособна воспринимать людей иначе как отпетых злодеев?

Остается Натан. Не иначе как покупал у Элизы наркотики, заходил сюда и взял из ящика нож.

Только зачем кому-то понадобилось стучать на меня по поводу лекарств? С какой стати эта медсестра написала донос? Чем я ей насолила? Может, таблетки таскала не Элиза, а та, которая сбежала, поняв, что из-за расследования начнут копать?

Эрин. Которая жила в соседней квартире номер 121 и не открыла мне, хотя точно была у себя.

По словам Беннетта, она заходила в ординаторскую на нашем этаже, напротив аптеки. Может, я ничего не замечала в Элизе, потому что и замечать было нечего? Может, Элиза засекла Эрин, и та ее преследовала? Беспорядок в квартире… она явно от кого-то удирала.

А теперь та же женщина пытается повесить все на меня.

Ее срочно надо проверить. Передать информацию следователю Ригби — а бутылка вина могла послужить уликой, последним доказательством, чтобы упечь Натана за решетку. Если он меня накачивал, то все еще хуже, чем я думала. И если тут замешана эта Эрин Миллз, то ее можно использовать для дачи показаний против Натана.

Никто, кроме меня, не видел состояние Элизиной квартиры — единственного доказательства того, что она в панике от кого-то спасалась.

«Не трогай меня», — кричала я в темноте. Отбивалась от Натана или кого-то другого?

Я открыла рабочий ноутбук. Вбила имя. Уменьшенное фото с пропуска — такого же ужасного качества, как у всех. Доктора могли позволить себе развернутые биографии и приличные фото. Остальные довольствовались маленькими копиями с пропусков, которые при увеличении расплывались.

Длинные каштановые волосы — да, та же женщина, которую я видела со спины в ординаторской. Наконец я смогла разглядеть и остальное: узкое лицо, большие очки, искажающие пропорции лица. Я всмотрелась пристальнее, пытаясь добиться четкого изображения, и уловила что-то знакомое. Возможно, я все же встречала ее на этаже. Или в кафетерии, или внизу в сувенирном киоске.

В ее улыбке было что-то еще очень знакомое. По спине поползли мурашки. В сознании зазвучали слова Беннетта: «старше нас».

Я потрясла головой, чтобы сосредоточиться. Отогнать прошлое, не дать ему вновь перемешаться с реальностью.

До нашей больницы в ее файле значилось единственное предыдущее место работы несколько лет назад. В Огайо.

К горлу подкатила тошнота. В глазах потемнело.

Дрожащими руками я схватила телефон и прокрутила историю звонков. Посылка пришла неделю назад. Перед этим — единственный незнакомый номер. Тот неожиданный звонок, как гром среди ясного неба: «Это Арден Мэйнор, дочь Лорел Мэйнор? Мисс Мэйнор, боюсь, у нас плохие новости».

Нервы готовы были взорваться, когда я ткнула в номер.

От потрясения я тогда даже не спросила имени звонившего. Ни на минуту не усомнилась в словах: «Обо всем позаботились, остались только личные вещи». Мать была частью прошлого, которое ворошить не хотелось. Ничего уже не изменишь — к чему продолжать разговор?

Я задержала дыхание: до соединения секунда, еще одна. Время позднее, я ожидала услышать автоответчик. Ну и пусть, главное — узнать, кто звонил.

Первый же гудок отозвался эхом.

Прислушалась — нервы натянуты до предела, рука с телефоном медленно опустилась, сердце готово вырваться из груди. Второй гудок явственно раздался в дальнем конце коридора.