Эмили Гунис - Девушка из письма

Монахиня произнесла свою речь, ни на секунду не сводя с него глаз и наблюдая, как на лице доктора Джейкобсона поочередно проступали все более густые красные пятна. И хотя было совершенно ясно, как он горит желанием перебить ее и возразить, врач промолчал, но стоило ей закончить, он встал и бросился прочь из комнаты.

Затем со своего места поднялся отец Бенджамин и подошел к Ричарду.

«Вот письма, переданные мне Алистером Хендерсоном. Будьте любезны изучить их. Впрочем, я уверен, вы придете к тем же выводам, к каким пришел я. Айви Дженкинс серьезно душевно больна, и будет лучше, если она в обозримом будущем будет содержаться в специальном лечебном заведении. При этом мы не исключаем того, что важная работа, которая проводится здесь, придет к своему естественному завершению, и тогда мы сможем заново пересмотреть ситуацию».

Ричард бросил взгляд на пять конвертов, положенных отцом Бенджамином на стол перед ним.

«Когда вы хотите получить результаты ее обследования?»

«Немедленно. Для этого необходимо, чтобы она побеседовала с вами, но мы ей сказали, что она пройдет последний медицинский осмотр перед отправкой домой».

«Мне кажется, это слишком жестоко», – сказал Ричард, не сумев сдержаться.

«Ваш отец освободил вас от всех остальных обязанностей до конца дня. Как только вы установите наличие достаточных оснований для ее госпитализации, думаю, нам будет лучше всего отправить ее сразу же. Ну, приступим?»

Отец Бенджамин указал рукой на дверь, и один этот простой жест окончательно определил судьбу Айви Дженкинс…

Ричард медленно оглядел свое тощее тело в уже опустевшей ванне. Его трясло от холода и страха.

– Китти, умоляю, сжальтесь. Я был молод и глуп. Вызовите мне «скорую помощь», а потом мы сможем поговорить.

– Я устала от разговоров с тобой, Ричард. Я давала тебе много шансов. Гораздо больше, чем предоставляла остальным. Не хочу тебя обидеть, зная, что ты считаешь психиатрию своим истинным призванием, но должна заметить: ты не слишком-то хороший специалист. Ты встречался со мной много месяцев, но так ничего и не понял, не предвидел угрозы, верно?

Пока она всматривалась в его лицо, в капельки холодного пота, капавшие со лба, свет в комнате начал меркнуть.

– Я рассказывала тебе о той ночи, когда погиб мой отец, помнишь? – спросила она. – Неужели ты в тот момент не почувствовал, сколь многим еще мне хотелось с тобой поделиться?

Черный контур обвел ее фигуру, пока она держала окровавленный нож и изучала то, что сделала.

– Я не намеревалась устраивать для него аварию. Его смерть не входила в мои планы. В ту ночь я проснулась из-за кошмарного сна. Мне снилась Китти. Ее образ навязчиво преследовал меня. И терпеть это стало больше невыносимо. Я решилась рассказать отцу правду. Что это его любимая Китти оказалась погребена в Святой Маргарите, а я – самозванка.

Она смахнула капельки пота со своего лба затянутой в перчатку рукой.

– Поэтому я вышла из дома в разгар метели, чтобы добраться до больницы на автобусе, я хотела покаяться перед ним и Хеленой, невзирая на возможные последствия. А когда оказалось, что автобуса до больницы не будет, просто пошла по шоссе. Дорогу туда я хорошо изучила. Мы же почти каждый день навещали там Хелену. Около часа я с трудом пробиралась по снегу.

А затем внезапно появилась его машина. Он вывернул руль, чтобы не наехать на меня, и его снесло с дороги в кювет на такой скорости, что, когда я подбежала к нему, тут же поняла – он мертв. Я насмотрелась на столько смертей в Святой Маргарите и потому знала: ему не выжить.

Не помню, долго ли простояла там, но появился какой-то мужчина и спугнул меня. Я бегом вернулась домой, ни разу не остановившись. Ждала, что приедет полиция, меня арестуют и вернут в Святую Маргариту. Но когда прибыли полицейские, они лишь сообщили мне об ужасной автокатастрофе. Они понятия не имели, что я при ней присутствовала и, больше того, стала причиной аварии. После того как шок прошел, я поняла: меня никто не винит в смерти отца. И это позволило мне увидеть совершенно новые перспективы на будущее. Можно сказать, послужило источником вдохновения.

Внезапно нож со стуком упал на кафельный пол, а затем дверь со щелчком закрылась.

– Пожалуйста, не бросайте меня, – едва слышно вымолвил Ричард, уже начав молиться хоть о каком-то утешении в свой последний час.

Но яркий свет больше не загорался, а чернота вокруг стремительно сгущалась. В полном одиночестве он лежал в холодной пустой ванне и видел, как его кровь стекает в сливное отверстие. «Скоро все кончится», – подумал он и зарыдал. Он тосковал по покойной жене и стал молиться, чтобы она явилась сейчас и встретила его.

– Эльвира, – повторял он ее имя снова и снова, окончательно погружаясь во тьму. – Прости меня.

Айви вздрогнула, ее разбудил плач ребенка. Она не собиралась засыпать, но сказалось переутомление, и теперь она проклинала себя за это. Ей мерещился детский плач очень часто и прежде, после того как Эльвира рассказала ей об уколах, от которых им становилось так плохо, что всем собранным на чердаке детям приходилось ухаживать друг за другом. Но до этой ночи Айви была совершенно бессильна сделать хоть что-то и помочь им.

Она села в кровати и оглядела комнату, пристально высматривая любые признаки движения на других койках. Все девушки спали, и единственными звуками в спальне было неясное бормотание в кошмарных снах, которые порой посещали каждую.

Айви до сих пор не могла поверить, что уезжает домой. Все произошло так неожиданно. За завтраком к ней подошла мать Карлин и сообщила новость. Завтра за ней приедет мама. Но всем девушкам перед выпиской полагалось пройти осмотр у доктора. Это обычная процедура, и ей следует подчиниться.

Врач оказался молодым человеком. Она даже подумала, что он одного с ней возраста. У него были пышные каштановые волосы. Одет он был в модный синий пиджак, а его манера говорить выдавала воспитание в аристократических кругах общества. К ней он отнесся по-доброму, расспрашивая, что она чувствовала по поводу своего ребенка и вообще как относилась к пребыванию в Святой Маргарите. Она понимала: ему доверять ни в коем случае нельзя, и выдала очень немногое из своих подлинных чувств и эмоций. Пока он делал записи, Айви заявила, что очень благодарна за предоставленную возможность пожить здесь и только рада, если Роуз обрела хороший дом с любящими приемными родителями. Сама же она постарается поскорее забыть весь этот эпизод своей жизни и оставить его в прошлом. Он отпустил замечание относительно ее худобы и поднял тему голодной забастовки. Айви отвечала, что тогда она отчаянно скучала по дому, и, как она поняла, мать Карлин и отец Бенджамин сумели войти в ее положение, понять мотивы поступков, если сейчас согласились разрешить ей уехать. Врач улыбался, слушая ее ответы, медленно кивал головой, а перо его авторучки бегало по листу бумаги, лежавшему перед ним на столе.