Дреда Сэй Митчелл - Свободная комната

Я не могу сдать Джека в полицию: если я это сделаю, то, возможно, не смогу здесь больше жить. Это сведет на нет все мои попытки понять, почему этот дом так много для меня значит.

В хозяйстве Джека-фермера больше не на что смотреть, так что я иду обратно. По пути мерцают маленькие красные огоньки — они похожи на глаза, наблюдающие за каждым моим движением. Подойдя к дому, я выключаю телефон. Пытаюсь найти что-то, на что можно встать, чтобы забраться обратно через окно. Можно подумать, что на этой свалке такое легко найти, но это не так.

Вдруг меня ослепляет яркий белый свет. Я инстинктивно закрываю глаза. Внезапно мощными вспышками загораются фонари, висящие на деревьях и столбах возле дома. Сад становится похож на залитое светом прожекторов футбольное поле перед вечерней зимней игрой.

Пока я быстро моргаю, чтобы вернуть себе нормальное зрение, я слышу, как на задней двери поворачиваются замки и отодвигаются задвижки. Слишком поздно бежать и прятаться. Дверь распахивается, и появляется Джек. Его лицо выглядит помятым после сна. На нем пара незашнурованных рабочих ботинок и неряшливые шорты, открывающие волосатые ноги. Еще белая футболка, а сверху — дутая зеленая жилетка без рукавов, которую обычно носят любители лошадей. Из кармана жилетки слегка торчит ручка длинного ножа, кроме того, он размахивает бейсбольной битой. Минуту он стоит в дверном проеме, как человек, который намерен защищать свою собственность, или как жестокий преступник. Я не знаю. Я знаю, что дрожу от страха.

Он, узнав меня, качает головой со злорадной улыбкой:

— Это ты, да? Я мог бы догадаться.

Он подходит ко мне. Я каменею от страха. Он собирается побить меня, правильно? Избить до посинения, пока я не соглашусь хранить его мерзкий секрет. Я думаю о том, как он выбивает остатки жизни из мыши, пока ее кровь и шкура не разлетаются по полу моей комнаты. А теперь он смотрит на меня как на тупое животное. Отступаю назад, подняв руки в знак того, что сдаюсь, спотыкаясь и поскальзываясь по дороге. Я думаю, не закричать ли, но знаю, что он воспримет это как сигнал, чтобы наброситься на меня с битой. Думаю о том, чтобы позвать Марту, но не могу быть уверена, что она просто не сделает вид, что ничего не произошло, если он изобьет меня, — ведь я знаю, что она на многое готова закрыть глаза.

Сейчас он прямо передо мной, его лицо со злобной улыбкой прекрасно видно в свете фонарей. Он тычет меня в грудь. Я отступаю назад и спотыкаюсь.

Он глумливо усмехается:

— На кого ты работаешь, а? На копов? Получаешь по десятке в неделю в пабе от какого-то скучающего копа из отдела по борьбе с наркотиками — за оказанные услуги? Ведь правильно? Нет, я так не думаю, у них есть правила работы с чокнутыми людьми вроде тебя… Я не думаю, что это копы…

Тычок на этот раз больше похож на попытку ударить ножом. Я падаю назад в густой куст, но подскакиваю, как на батуте, и снова встаю на ноги. Поворачиваюсь, чтобы бежать, но уже знаю, что забор здесь, как на военной базе Форт-Нокс, и я никогда не выберусь живой.

Он продолжает с того места, на котором остановился:

— Или это один из моих клиентов, который решил избавиться от посредника и пробить дыру в моем заборе, когда товар созреет, и собрать его сам… а ты здесь, чтобы держать его в курсе событий? Да… Думаю, так и есть. Вот что: ты скажешь мне, кто этот подонок, и я займусь этим сам. Если ты будешь хорошей девочкой, я, возможно, даже верну тебе деньги за квартиру, позволю собрать вещи и свалить сегодня вечером. Но ты так или иначе скажешь мне, кто это.

Я тоже выпускаю коготки:

— Один из твоих недовольных клиентов врезал тебе по лицу, да? — синяк у него на лице, который я впервые увидела после того, как нашла Бетти, потускнел, но все еще заметен при ярком свете.

Странно, но он ничего не говорит, а на его лице на мгновение появляется смущенное выражение. Я отступаю в глубь сада, и мне кажется, что маленькие красные мерцающие огни выполняют функцию глаз Джека. И тогда я понимаю, что это и есть его глаза. Это инфракрасные лучи. Я на них наступила — вот как он узнал, что я оказалась в его запретном саду.

Теперь он насмехается над моим произношением:

— О, Джек, я отдам вас с Мартой под суд с помощью одного из моих супер-пупер-друзей-адвокатов, с которыми я училась в частной школе. Вам такое не понравится, верно? — потом он добавляет своим нормальным голосом: — Богатенькая сучка.

Его издевательская речь напоминает мне, почему я здесь, в этом доме. Ничто и никто, включая травку, не заставит меня уйти. Я решительно выпрямляю спину и твердо стою на своем. Пусть он толкает меня снова и снова, каждый раз я буду подниматься.

Он видит мою решимость в том, как я вызывающе поднимаю подбородок, и отступает, слегка удивленный.

Я говорю ему:

— Мне плевать на твою маленькую ферму дрянной наркоты. Я не сливаю информацию полиции и не работаю на наркодилеров. Мне не нужны деньги, потому что я намного, намного выше этого. Я не какая-то наркоманка с долгами. Ты перешел все границы.

Теперь я понимаю, в чем он меня обвинял, когда узнал, что у меня есть собственный дом. Спрашивал меня, что я на самом деле делаю в их доме. Он думал, что я шпион, которого нужно убрать, или покушаюсь на его ферму. Если бы ситуация не была такой ужасной, я бы описалась от смеха.

Он приближается ко мне вплотную, кладя биту на плечо. Приближает свою физиономию к моему лицу. Я чувствую кожей его несвежее дыхание.

— Ты вышла подышать ночным воздухом, да? И все? Или ты просто из любопытных? Потому что ты же знаешь, что случилось с любопытной кошкой… не так ли?

Теперь я нарушаю его личное пространство. Наши глаза оказываются лишь в нескольких сантиметрах. Я шиплю:

— Ну, ты знаешь все о мертвых кошках, после того, что сделал с Бетти.

Он быстро моргает, а его голос уже не такой злой; на самом деле он говорит это почти измученно. Смертоносная бита чуть опускается.

— Пожалуйста, только не снова про эту кошку. Зачем мне было убивать ее чертову кошку?

Он растерял часть своей бравады, так что я пальцами отталкиваю его назад.

— Значит, Бетти сама забралась на крышу, засунула свой хвост мне в окно, а потом отравилась? Что-то вроде самоубийства в качестве перформанса, да? — Теперь моя очередь издеваться. — Мне следовало оставить ее тело и отправить его на конкурс Тернера [6] Художественный конкурс. (Прим. пер.) в следующем году.

Похоже, он действительно не понимает.

— Я никогда не прикасался к ее кошке. Зачем мне это делать? Мне нравятся ее кошки, это единственное, что мне в ней нравится. Я кормил их кусочками печени, когда поливал растения. Ты с ума сошла.

Либо он говорит правду, либо зря растрачивает свой талант, занимаясь неумелым ремонтом и уходом за жалкими плантациями марихуаны, потому что его место на сцене Вест-Энда.