Дреда Сэй Митчелл - Свободная комната

На секунду он остановился с открытым зеленым мешком для мусора в руках и пропустил его сквозь пальцы. Он был не в силах заниматься этим тогда, а спешить было некуда. Никто не должен был прийти, это могло подождать до завтра. У него было столько времени, сколько нужно.

По необычно тихому дому он прошел в утреннюю комнату [5] Маленькая гостиная. (Прим. ред.) и сел на табурет у пианино. Оно было открыто, и до этого кто-то, очевидно, играл на нем, потому что в их доме было принято закрывать пианино, если на нем не играешь. Это, наверное, был его сын. Его обожаемый сын был подающим надежды пианистом.

Лгать. Притворяться.

Он машинально прикоснулся к клавишам и начал играть «Прелюдию до-диез минор» Рахманинова. Он почувствовал, как будто его сын сидел рядом с ним. Это пролило бальзам на его измученную душу. Почему это произведение всегда входило в список любимых у англичан? Только русский человек может понять эти ноты и что они означают. Англичане ничего не знают о музыке. Правда, он не был русским, раз родился в Англии, но его отец — был. Кровь и наследие Матушки России бежали и по его венам. Русские понимали. Понимали, что значит кровь и смерть: их история была ими пропитана.

Тут у него зазвонил телефон. Когда звуки пианино затихли, он вытащил телефон из кармана и ответил:

— Прости, не сейчас. Случилось кое-что ужасное, но я не могу сейчас об этом говорить. Я позвоню позже.

Он уже начал врать и притворяться. Но это оказалось лишним.

Ее голос звучал одновременно насмешливо и соблазнительно:

— Да, я знаю, что случилось кое-что ужасное, и ты знаешь, кто в этом виноват, правда? — она подождала несколько секунд, прежде чем нанести последний удар. — Ты.

Алекс только что закончил читать. Текст затронул нас до глубины души, и мы, находясь под его впечатлением, молчали — в комнате шелестело только наше торопливое и неровное дыхание.

Мы смотрим друг на друга боковым зрением. Начинаю я:

— Значит, он и раньше думал о том, чтобы покончить с собой.

Алекс медленно кивает. Делает длинный неровный выдох.

— Это было нелегко прочитать. Я чуть не остановился на полпути.

Я, нахмурившись, возвращаюсь к тексту с тайной надеждой в сердце. Осмеливаюсь сказать:

— Еда, разбитые тарелки…

— Стаканы на полу, — подхватывает Алекс. — Думаешь, это вечеринка в честь твоего дня рождения?

Он смеряет меня пристальным оценивающим взглядом. Я все еще слышу сомнение в его голосе.

Глубоко внутри мне до боли хочется, чтобы это оказалось так. Но…

— Я не знаю, — морщу лицо, раздумывая над этим.

— Ни в коем случае не хочу тебя разочаровывать, но еда, разбитые тарелки и стаканы могут остаться после чего угодно.

Алекс прав. Я начинаю шагать по комнате, обхватив руками живот, который скрутило от волнения. Я расстроена. Хочу, чтобы этот текст всколыхнул во мне какие-то воспоминания. Но этого не происходит. То время не кажется мне реальным. Единственная реальность разыгрывается в моих кошмарах, наполненных криками.

Он мягко предлагает:

— Хочешь знать мое мнение?

Я киваю, продолжая двигаться.

— Хорошо, вот как я вижу ситуацию, учитывая то, что я прочел, — он поворачивается ко мне лицом. — 1998 год. Значит, дата соответствует тому моменту, когда тебе исполнилось пять лет, и, по твоим словам, в это же время была вечеринка, — он ждет от меня подтверждения и тут же его получает.

— Когда он возвращается, в доме беспорядок, как будто там прошел ураган. Он продолжает винить себя вплоть до мыслей о самоубийстве.

Я вздрагиваю. Это слово такое жестокое.

Алекс продолжает:

— Это похоже на классическую сцену после разрыва. До этого они поссорились, дошло до рукоприкладства. В доме хаос. После того как он уходит на работу, она собирает свои и детские вещи и вместе с детьми уезжает из дома. Оглядываясь назад, он винит себя. Хочет, чтобы ссоры не было.

— Но как же ложь? Притворство? Зачем использовать именно эти слова? — я убираю руки с живота и подхожу к нему. — Странный выбор слов для описания ссоры.

Алекс пробегает пальцами по волосам.

— Когда я учился на адвоката, я проходил практику в палате, специализирующейся на бракоразводных процессах. Один клиент пытался помешать своей жене развестись с ним, настаивая на том, что она только недавно ушла от него. В этом случае жене пришлось бы ждать годами, прежде чем начать бракоразводный процесс. Оказалось, что он лгал и притворялся перед всей семьей, друзьями и нами: она ушла от него полтора года назад. А он говорил всем, что все в порядке, что она все еще живет в их общем доме.

Алекс неуверенно пожимает плечами.

— Я подозреваю, что это и имел в виду наш человек. Он должен был притворяться и лгать всем, что все в порядке. Знаешь, почему наш клиент так поступал? — он не дождался моего ответа. — Он был слишком смущен, боялся, что люди узнают, что его браку пришел конец.

Но я не сдаюсь:

— А что насчет женщины, о которой он написал в конце? Которая ему звонит? Кажется, он был удивлен, что эта таинственная женщина уже знала, что случилось в доме, что бы это ни было.

— Кто знает, что происходило у него в семье?

Я хмыкаю:

— Кем бы ни была эта женщина, она едва ли ему сочувствует. На самом деле она похожа на гадкую стерву.

— Может, это подруга его жены? Кто-то из ее семьи?

У меня внезапно появляется желание обхватить ладонями такое доброе лицо Алекса. С ним я бы с удовольствием провела остаток своих дней. Прислонившись головой к его плечу, чтобы чувствовать заботу и силу.

Но теперь, кажется, пришло время разрушить непринужденность между нами.

— Мне нужно узнать все возможное об этом человеке…

Он вскидывает брови.

— И ты хочешь, чтобы я помог тебе.

— Ты адвокат, так что у тебя есть доступ к разным вещам. Ты можешь найти документы, связанные с этим домом, — я пока не умоляю его на коленях, но уже готова.

Между нами повисает напряженная тишина, пока Алекс раздумывает над моей просьбой.

— Хорошо, — мои губы растягиваются в улыбке, а Алекс продолжает: — но не забывай о нашем уговоре. Если это не имеет к тебе никакого отношения, ты должна уехать из этого дома.

— Есть, капитан, — я отдаю ему честь по стойке «смирно». Потом вспоминаю кое-что еще. Мой взгляд бродит по стенам. — То, что ты прочитал сегодня вечером, похоже на конец истории. Я думаю, что есть и другой текст. Середина истории, — я обращаюсь к Алексу с надеждой: — Ты не мог бы?..

— Я не могу, — он смотрит на часы. — Я уже опаздываю на рабочую вечеринку. Если не приду, шеф будет недоволен.

Комната словно исчезает, когда мы не отрываясь смотрим друга на друга. Я знаю, что произойдет дальше. Как и он. Мы поцелуемся. Без напряжения, без языков, просто нежное прикосновение губ, которое длится лишь пару секунд. Никто из нас не пытается узнать, что это значит. Некоторые вещи лучше оставить в подарочной упаковке и никогда не открывать.