Дреда Сэй Митчелл - Свободная комната

В любой другой день мне был бы интересен этот урок истории. Очевидно, что раздражение заметно у меня на лице, потому что он поднимает брови, как будто извиняясь, и продолжает.

Он показывает на экран:

— Вот имена членов семьи. Единственное имя здесь — это Марта Палмер.

— Это Марта… — я напряженно выпрямляюсь. — Что случилось с Джоном Питерсом и его семьей?

— Очевидно, они уехали. Помнишь, во второй части того текста он говорил о том, что его жена забрала детей и бросила его?

Я ощущаю нетерпение.

— Куда же они поехали?

Внезапно я встаю и иду к двери.

Алекс поспешно откладывает телефон и уверенно догоняет меня. Он хватает меня и уводит назад, прежде чем я успеваю выйти в холл.

— Куда ты идешь?

Сверхбоевая готовность вернулась, на этот раз вместе с решимостью. Сквозь зубы я произношу:

— Я собираюсь спросить Пэтси в лоб, что она знает о семье, которая жила по соседству…

— Нет, — рявкает он. Он делает глубокий вдох, прежде чем добавить, уже спокойнее и тише: — Оставь очаровательную тетю Пэтси мне. Если ты пойдешь к ней сейчас, она, скорее всего, запустит в тебя Дэвисом, — он смотрит на меня внимательно и оценивающе, заставляя чувствовать себя некомфортно: как бы обнаженной и беззащитной. — Ты выглядишь нервной. Не в себе, — ему можно не добавлять «снова».

Даже не видя свое лицо, я понимаю, что оно становится уродливым.

— Как ты хочешь, чтобы я себя чувствовала, Алекс? Конечно, я чувствую, как будто разваливаюсь по швам. Как бы ты себя чувствовал, — я тычу его пальцем в грудь, — если бы ты думал, что вся твоя жизнь — это ложь? Если бы ты только что ездил повидаться с матерью и знал, что она скрывает от тебя что-то важное?

Мое дыхание неровное, а щека подергивается в нервном тике.

Он расслабляет руку, которой держит меня.

— Давай присядем, потому что я узнал еще кое-что интересное.

Я позволяю ему отвести меня обратно. Когда он достает свой телефон, между нами устанавливается напряженная тишина.

— Это земельный кадастр, — он показывает мне другую форму. — Как видишь, теперь дом записан на имя компании, которая называется «MП». Я предполагаю, что это сокращение от «Марта Палмер» — имя твоей нынешней домовладелицы. Год тот же, 2001-й.

— Значит, этот дом принадлежит ей шестнадцать лет?

Он колеблется, откладывая телефон.

— Похоже на то. Перепись 2011 года показывает, что в этом году там уже живет и ее муж Джек. Что странно, предыдущий владелец дома, Джон Питерс, тоже проживал там.

Я в тупике.

— Не понимаю.

Алекс пожимает плечами.

— Я тоже, — он глубоко вздыхает. — Может быть, из-за того, что семья бросила его, дом продали в 2001 году. Джон Питерс и его жена развелись и пошли каждый своим путем.

Я отчаянно пытаюсь все это проанализировать. Стараюсь найти в этом смысл.

Медленно произношу, скорее для себя, чем для него:

— Дом принадлежит Джону Питерсу, его жене и детям. Затем он продает дом Марте. Теперь, спустя годы, вместе с ней живет Джек. И Джон Питерс. Зачем ему туда возвращаться?

— Если я чему-то и научился, работая в юриспруденции, так это тому, что люди могут вести очень странную жизнь. Может, он вернулся, потому что знал, что может снять комнату у Марты? Если она пыталась скрыть его присутствие там, зачем заносить его имя в перепись?

— Я скажу вам зачем, — говорит еще один голос в комнате.

Мы поворачиваемся и видим Пэтси, стоящую в дверном проеме, только без кота.

— Я тогда еще разговаривала с соседской дьяволицей и ее приспешником. Однажды я столкнулась с ним на почте, когда он собирался отправлять анкету переписи. Сказал мне, что Госпожа Цаца слишком занята, чтобы заполнять ее, поэтому всучила ее ему. Должно быть, это он и внес туда имя Джона. Может, он и не знал, что не должен был. Давайте посмотрим правде в глаза, у этого парня в голове всего пара извилин.

— Вы знали этого Джона Питерса и его семью?

Она щурится, без сомнения, готовясь к очередной тираде под названием «я не с тобой говорю». У меня повышается температура.

Но она удивляет меня:

— Знала. Прекрасная семья. Он обожал свою жену и детей.

— Почему они переехали?

Она грустно качает головой.

— Хотела бы я знать, — тут ее тон меняется и снова становится слегка раздраженным. — Ты спрашивала меня, знаю ли я, кто жил в той комнате до тебя. Это был Джон. Я не сказала тебе раньше, потому что не была уверена. Могу точно сказать одно — я редко его видела. Он почти не выходил. Иногда я мельком видела их гостиную… Там его тоже никогда не было. Не было и в саду, кроме того единственного раза. Иногда мне кажется, что он жил в этой комнате день за днем, год за годом в одиночестве. Совсем один. Поговорить ему было не с кем.

Тут ее внимание привлекает мяуканье Дэвиса.

— О-о-о, ему пора ужинать.

Она торопится накормить его, но я понимаю, что на самом деле она убегает. Из-за раскаяния в прошлых поступках у нее слезы выступили на глазах. Или она скрывает еще один секрет? Например, почему в день смерти Бетти она так испугалась Джека, когда он упомянул о копах.

— Есть еще кое-что, что ты должна знать о Джоне Питерсе.

Серьезное заявление Алекса заставляет меня повернуться.

— Что? — Я подхожу к нему.

— Настоящая фамилия его семьи не Питерс, а Петровы. Это очень распространенная русская фамилия, которая происходит от имени Петр. Так что, возможно, его семья не хотела афишировать свое иностранное происхождение, когда они иммигрировали сюда, поэтому они поменяли фамилию на Питерс.

Наконец-то! Меня озаряет:

— Ты хочешь сказать?..

Что человек, написавший предсмертное письмо и текст на стене, скорее всего, и есть Джон Питерс, которому когда-то принадлежал этот дом. Пэтси только что это подтвердила.

Я хватаю Алекса за руку и тащу его в коридор. Он нервничает.

— Что ты делаешь?

Я изумленно смотрю на него, не веря своим глазам.

— Мы идем ко мне в комнату, разумеется. Чтобы найти оставшуюся часть текста, которую ты переведешь для меня.

Он быстро отдергивает руку и выглядит очень, очень раздраженным.

— Тебе нужно успокоиться.

Разве он не понимает? Нам нужно разгадать эту головоломку. Я прихожу в бешенство, не понимая, почему он не двигается с места. Я опять начинаю сходить с ума, теперь голова у меня словно валится с плеч.

— Не приказывай мне, черт возьми, успокоиться, — эхо моего крика отскакивает от стен. Я киплю гневом. — Женщины устали от того, что мужчины велят им успокоиться. Может быть, ты и боишься своих эмоций. А я не боюсь. Все, что мне нужно знать, это готов ли ты мне помочь?

Он скрещивает руки на груди так же упрямо, как и я.

— Я могу помочь тебе, поверь мне, но только после того, как ты поешь, поспишь и…

— Знаешь что, Алекс? Ты мне не нужен. И держись, черт бы тебя побрал, от меня подальше.