Дреда Сэй Митчелл - Свободная комната

— Лиза? Лиза? Тебе нужно прийти в себя, — это Марта, которой здесь нечего делать.

Я ослабляю мертвую хватку, которой держу ее за руку, и бросаюсь в столовую. Сворачиваюсь калачиком в углу. Затыкаю уши руками. Крики не прекращаются. Не прекращаются. Не прекращаются. Я дрожу и обливаюсь потом, и тоже не могу это прекратить. В горле у меня сухо, как в пустыне. А крики все продолжаются.

Тут приходит Джек.

— Какого черта тут происходит?

Марта отвечает:

— Я не знаю. У нее какой-то припадок.

Джек резко произносит:

— Тогда вызывай «Скорую».

Марта так же резко:

— Нет, ей не нужна «Скорая». Иди принеси транквилизаторы из своего ящика. Их ей и дадим.

— Транквилизаторы?

Марта злится и хватает его за вырез футболки, жестко прижимая его к себе.

— Да, транквилизаторы. Ты же чертов наркоторговец, верно? У тебя наверняка есть успокоительное где-то в твоей гребаной коллекции.

Крики наконец-то прекращаются, и я снова могу перевести дыхание. Я задыхаюсь от слез.

Джек исчезает. Следующее, что я вижу, это как Марта приседает рядом со мной со стаканом воды и двумя таблетками в руках.

— Выпей это, тебе станет лучше.

— Нет.

— Это поможет.

— Нет, я знаю, что ты делаешь, ты пытаешься меня отравить.

Марта пытается запихнуть таблетки мне в рот, но я выплевываю их на пол и выбиваю стакан у нее из руки.

— Отравить меня, как ты сделала с Бетти, — я рыдаю, — бедной Бетти.

Она обнимает меня.

— Я пытаюсь помочь.

Я поворачиваюсь к ней.

— Хочешь помочь? Тогда расскажи мне, что случилось в этом доме. Так ты можешь помочь.

Она бледнеет.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Еще как знаешь, — сурово обвиняю я ее.

Марта смотрит на меня с недоверием. Я слышу, как вращаются шестеренки у нее в голове. Потом ее руки обнимают меня, помогая мне встать на ноги.

— Пойдем, девочка моя, давай отведем тебя в комнату.

Последнее, что я помню, это бирку Бетти, которая качается у ее горла как лезвие палача.

Я разбита и чувствую себя как зомби, лежа на спине в кровати на следующее утро. То есть я думаю, что уже утро, но не могу быть уверена. Я не помню, чтобы я спала. Вспоминаю, как вернулась к себе в комнату. Мне не нужно видеть свое зловещее отражение в зеркале, чтобы догадаться, как я выгляжу. Мешки под налитыми кровью глазами, вялая, безжизненная кожа. У меня болят ноги и руки. Царапины и синяки в странных местах, и во рту пересохло. Похоже на утро после девичника, который вышел из-под контроля, или полумарафона, который следовало отменить из-за жары.

Я начинаю по кусочкам вспоминать вчерашний день. Голоса. Стулья. Сервант в столовой. Все это движется. Крик? Тот же, что и в моих кошмарах. Он звенит у меня в голове прямо сейчас. Я зажмуриваю глаза, пытаясь заглушить этот ужасный, нечеловеческий звук.

Убирайся из моей головы. Вон из моей головы. Вон. Вон. Вон .

Когда звук прекращается, у меня появляется желание свернуться калачиком, превратиться в клубок, который будет все уменьшаться и уменьшаться, пока не исчезнет совсем. Что, черт возьми, со мной происходит? Что-нибудь из вчерашнего вообще реально? Я снова бодрствовала во сне?

Тут я вспоминаю: Марта и Джек тоже были там. Верно? Есть только один способ это выяснить. Я не хочу к ним обращаться, но разве у меня есть выбор?

Придя на кухню, я достаю из шкафа стакан, наполняю его водой из-под крана и подношу к губам. Потом я вспоминаю, что пью воду только из бутылки, которая стоит у меня в комнате, и никогда ничего из этой кухни — на тот случай если Марта сделает со мной то же, что и с Бетти.

Когда я выливаю воду в раковину, открывается задняя дверь, и появляется Джек. Заметив меня, он становится настороженным. Затем ставит два цветочных горшка на плитчатый пол. У меня дрожит рука, когда я ставлю стакан на подставку для сушки посуды. Джек осторожно запирает заднюю дверь. И открыто смотрит на меня с глубоким подозрением, смешанным с отвращением.

— Ты в порядке? — он больше похож на копа, допрашивающего подозреваемого, чем на обеспокоенного хозяина. Я не поддаюсь желанию защитным жестом обнять себя за живот, который сводит судорогами.

— Да, я в порядке.

— Что это было с тобой вчера? — кажется, он неохотно мне сочувствует. По крайней мере, теперь я знаю, что все это происходило в реальности.

Мне нечего сказать, потому что я не знаю ответа.

— Наверное, я была на взводе. Ну, знаешь, плохой день.

— Плохой день? — его брови подскакивают — как и его тон. — Это не…

Но он не успевает закончить фразу. Заходит Марта и прерывает его:

— Не приставай к девушке, она нездорова.

Джек бросает на меня злой взгляд. Может быть, он вынужден так поступать при жене: относиться ко мне враждебно.

— Это одно из оправданий. Но есть и другие.

Марте неинтересны эти оправдания.

— Почему бы тебе не пойти и не подстричь траву или сделать еще что-нибудь в этом роде?

Джеку поручили работу, и он не намерен давать отпор. Теперь я понимаю почему. Я знаю, кто отдает приказы в этом доме. Он сваливает, наблюдая за мной и избегая взгляда Марты. Задняя дверь за ним захлопывается.

Я хмурюсь, глядя на Марту; мне вспоминается, что во время вчерашнего ужасного инцидента я обвиняла ее в чем-то. Но в чем? Как я ни ломаю себе голову, я не могу вспомнить.

Она обеспокоена, но как строгая учительница.

— Что с тобой происходило вчера ночью, Лиза? Ты блуждала по дому в беспамятстве, говорила всякие безумные вещи, предъявляла дикие обвинения. Вела себя как подросток, да еще и напилась как матрос. Дело в этом? Ты пьяница? Или у тебя проблемы с психическим здоровьем?

В этом вихре вопросов я вспоминаю еще кое-что из вчерашнего дня: бирку с именем Бетти на ленте у нее на шее. Но когда я внимательно изучаю ее тонкую шею, ее, конечно, там уже нет. Если она вообще когда-то там была.

— У меня нет проблем с выпивкой или наркотиками, Марта, — мне в голову приходит кое-что другое. Я пристально смотрю на нее. — Мне кажется, или ты пыталась дать мне транквилизаторы?

Она мрачно усмехается.

— Транквилизаторы? Да откуда же я их возьму. Нет, я попросила Джека принести тебе парацетамол.

— Но ты называла Джека наркодилером.

На ее лице появляется слабая натянутая улыбка. Мне кажется, я снова вижу бирку с именем Бетти у нее на шее, но, конечно, это невозможно.

— Ты и правда вчера была не в себе. Мозг — такая хрупкая вещь. Я не психиатр, дорогая, но это похоже на паранойю. Тебе действительно стоит сходить к врачу.

«Например, к нашему общему другу, доктору Уилсону», — едва не вырывается у меня.

— Знаешь что еще, Марта? — упорно продолжаю я. — Ты ругалась с Джеком на чем свет стоит. Материлась так, как будто только что узнала новые ругательства. Марта, которую я знаю, так бы себя не вела.