Екатерина Горбунова - Конец игры [СИ]

Всё становится на свои места. Мы с судьей на одной волне, и, значит, я не ошибся в выборе. Впрочем, я почти не сомневался: она обязательно вернулась бы в игру, потому что уже достаточно крепко сидит на моем крючке. Это слишком притягивает и будоражит, когда в твоей власти возможность уравновесить справедливость и несправедливость в мире. От подобного не отказываются легко.

Баланс все чаще нарушается, все чаще перевешивает чаша с черными камнями. Угольная сторона человеческой души выставляется достоинством: люди изворачиваются, подставляют соседей, друзей, приятелей и с каждым разом чувствуют себя все более правыми. Таков закон сильного. Но проигранный бой не означает проигранную войну. Вдвоём мы восстановим равновесие.

Люди должны понять, что все их тайные мотивы кто-то способен считать, что их худшая сторона в любой момент может стать явной, всплыть поверх хорошенького личика и проявиться уродливым клеймом. Так пусть увидят все!

Я не ношу меча, у меня нет доспехов, но я настоящий рыцарь справедливости, а моя королева отдает приказы. И пусть порой они носят расплывчатую форму, мне и полслова достаточно, чтобы её понять. Вот её решение по последнему подсудимому: «Пусть все знают, что она лжет».

Я могу разместить баннер в соцсети и на сайте школы: «Саванна Барлоу — пустое трепло», даже расклеить объявление на каждом столбе по всему городу, но разговоры на эту тему продлятся только неделю-две, может, и три, а потом непременно появится новый объект внимания, и все забудется.

Человеческая память — фантомна. Сначала кажется, что ты будешь помнить что-то всегда. Потом оказывается, что ты запечатал в памяти лишь память, и действительность постепенно заменяется смонтированным твоим воображением фильмом. Ты — режиссер своей реальности и своей памяти. Через несколько лет история с Саванной Барлоу обрастет совершенно новыми подробностями — окажется, что девицу оболгали, не так поняли. Ведь посмотрите, она благонравная жена и мать, у нее ангельская наружность и покладистый характер. Но будет ли это правдой?

Прабабка Саванны Барлоу приехала откуда-то из Европы сразу после войны, в совершенстве владела немецким языком и предпочитала скрывать свое прошлое. Бабка, ее дочь, работала в банке, и через ее руки проходили не самые чистые деньги. Она путалась с темными личностями, но полиция ее не трогала. А мать? Мать умудрилась соблазнить не какого-то простого парня с бензоколонки, а добропорядочного отца семейства, и обставила все так, что с ней остался не только он, но и его, до того нажитое имущество.

Все эти женщины обладают ангельской внешностью, бархатным голоском и идеальной фигурой. Генетика. Арийская кровь. Все верят в их добропорядочность, но приговор звучит однозначно: «Пусть все знают, что она лжет». Знают. Всегда. Потому что натуру не исправишь, не перешьешь. Но её можно спрятать, а несмываемая метка точно подскажет, кто перед тобой. И этот удар Дикé нанесёт вовсе не мечом!

Торчу возле дома Саванны. Застаю момент, когда та ссорится с матерью и выскакивает из дома. Вижу, как она садится в машину и уезжает, не обращая внимания на несущиеся ей вслед крики.

Мне её не догнать, но я точно знаю, где она обычно ошивается, когда сбегает от родителей. Отправляюсь туда и удовлетворенно отмечаю, что не ошибся ‒ у края тротуара стоит знакомая тачка.

Нахожу удобное место для наблюдения и жду. Ко времени, когда начинает хоть что-то происходить, я почти впадаю в анабиоз. В следующий раз надо будет одеться потеплее.

Дверь распахивается, и Саванна буквально вываливается наружу. Орёт кому-то, оглянувшись:

‒ Да пошёл ты!

Дом отвечает молчанием. Разве не очевидно, кто и куда идёт?

Саванна хлопает дверью изо всех сил и бредёт на нетвёрдых ногах к припаркованной машине. В одной руке ‒ открытая бутылка, кажется, с пивом, из которой расплёскивается содержимое, оставляя на дорожке хлопья пены, в другой — брелок. Саванна давит на него раз за разом — электронный замок откликается истеричным писком ровно такое же количество раз. Но Барлоу похоже не слышит. Почти врезается в двери, на ощупь находит ручку, жмёт на неё, наваливаясь всем телом. И она ещё собирается садиться за руль? В таком виде?

Проверяю: не подглядывает ли кто в окно. Но, изрыгнув Саванну, дом словно бы замирает — даже не подумаешь, что внутри есть кто-то ещё. Он надрался! Точно так же, как и его подружка! И в таком состоянии вряд ли сумеет что-то рассмотреть и запомнить.

Я неслышно подхожу сзади. В этот момент Саванна распахивает дверь машины. От резкого движения её мотает, и она валится прямо к моим ногам. Поэтому я убираю в карман шприц со снотворным, понимая, что сегодня он мне вовсе не пригодится.

Барлоу тихо, но зло чертыхается и, хватая меня за брючины, пытается подняться.

− Тебе помочь? — интересуюсь вежливо. Наклоняюсь, подхватываю её под мышки, тяну вверх, но, прежде чем распрямиться, она успевает схватить бутылку, лежащую на земле, хотя в той вряд ли осталась даже половина содержимого.

− Из-ви-ни, − по слогам тянет Саванна и всем весом наваливается на меня, прижимаясь еще плотнее, а я еле сдерживаюсь, чтобы не отшвырнуть её подальше. — А ты меня домой не отвезёшь? Кажется, я сама не смогу, − она смущённо хихикает и опускает глаза.

Мерзость, но…

− Отвезу. Нет проблем.

Ведь это как раз то, что мне надо.

Веду её к машине, заталкиваю на переднее пассажирское сидение. Она откидывается на спинку, отхлёбывает из бутылки, смотрит, как я усаживаюсь за руль, как бросаю назад свой достаточно плотно набитый рюкзак.

− А ты кто? По-моему, я тебя где-то видела.

Молча сдаю назад, но получается слишком резко. Саванну мотает вперёд, она едва не роняет бутылку, и я стискиваю зубы, чтобы не выругаться — не хватало ещё, чтобы эта дрянь загадила салон. А она довольно хохочет и, главное, сразу забывает о том, о чём говорила секунду назад — снова откидывается на спинку кресла, торопливо допивает остатки пива.

Вырубается Саванна минут через десять: ее голова безвольно свешивается набок, тихонько покачивается, рот приоткрыт. Стараюсь лишний раз не смотреть в её сторону − отвратное зрелище, и ухмыляюсь — а ведь она и сама может сдохнуть после всего того дерьма, которым накачала себя. Нет, я не сожалею: чем меньше мусора, тем легче дышится и спокойнее живётся. Но я не зверь и не изверг. Безусловно, я подброшу её домой, по крайней мере, поближе к дому. Но не сразу. У меня свои планы, свой особый маршрут.

Подъезжаю к знакомому зданию. Думаю, оно не забыло меня, и мой дружеский визит его не напугает. Возможно, даже согреет одинокое, выстуженное кирпичное нутро. Сейчас здесь редко кто появляется, даже реже, чем бывало раньше. Оно теперь урод, оно только отпугивает случайных прохожих. Его кирпичные стены не сгорели, но изрядно прокоптились, и дом с любопытством пялится на каждого пустыми глазницами окон. Как и на нас. Но фонари здесь горят по-прежнему, а лишний свет никогда не помешает, ведь работа меня ожидает достаточно тонкая.