Морин Джонсон - Исчезающая лестница [litres]

– По правде говоря, – продолжал Марш, вставая и закатывая рукава рубашки, – я несказанно удивлен, что тебе для этого понадобилось столько времени. Знаешь, я ведь ждал, что вся история закончится, и вот этот день наступил. И ты прав. Рассказав тебе, я действительно почувствовал себя лучше. Мне это надоело. Тебе, должно быть, – тоже: все твои маленькие грязные секреты. Бьюсь об заклад, что даже Макензи и тот все их не знает. Секреты твои и принадлежащих тебе газет – деньги, которые ты платишь, истории, которые утаиваешь, политики, которых держишь на коротком поводке. Великий Альберт Эллингэм…

– Я не делал таких…

– А Элис? О ней я ведь тоже знаю. Может, она и есть твоя самая большая тайна?

Марш встал, окончательно снял пиджак и положил его на сиденье за собой. Потом сунул руку в карман брюк и вытащил зажигалку.

– Пути назад теперь нет ни для меня, ни для тебя, – произнес он и сунул в рот сигарету.

Меньше чем через минуту все, кто в тот момент оказался неподалеку, увидели яркую вспышку и услышали грохот, от которого бросились врассыпную ночные птицы. Яхту «Уандерленд» и всех, кто был на ее борту, взрыв разметал на куски, разлетевшиеся в разные стороны. На озере Шамплейн еще несколько недель находили фрагменты судна и человеческой плоти, выбрасываемые волнами по всему берегу.

– Зачем ты пишешь книги?

Нейт сидел во мраке на полу, напротив Стиви, под куполом беседки. Они оба подогнули к груди колени и съежились под куртками. Стиви давно заметила, что тихие уголки, стоит к ним привыкнуть, тут же наполняются ужасным шумом. Слух приноравливается, и тогда можно различить любые звуки. Каждый упавший листик с тихим шорохом опускается на землю. Каждая поверхность, по которой шелестит ветер, отзывается собственной вибрацией. Все живое в темноте – а в темноте много чего живого – словно играет в миниатюрный футбол. Кричат совы. Скрипят в лесу деревья. Шум стоит просто невообразимый.

– Не знаю, – ответил Нейт, – просто я не знаю, как заниматься чем-то другим.

– Это не причина.

– Возможно. Я просто пишу, и все. А для этого обязательно нужна причина?

– Причины есть для всего, даже если мы о них не знаем, – сказала Стиви, – движущие мотивы.

– Ну хорошо, – сказал Нейт, – мной движет такой мотив: я предпочитаю драконов.

– Предпочитаешь чему?

– Отсутствию драконов.

Стиви бросила взгляд на Гранд-Хаус, высившийся в противоположном конце лужайки. В темноте светились окна, своими перекошенными прямоугольниками напоминая вытаращенные глаза. Остов дома очерчивала луна; дверь полностью утопала в тени портика, что превращало Гранд-Хаус в громадное существо, глядевшее на тебя, но не пускавшее внутрь. На конце трезубца статуи Нептуна примостился луч прожектора. В такой час, когда Гранд-Хаус, почти невидимый, скрывался за пеленой мрака, Стиви лицезрела его впервые. И понимала, что он собой представлял: безумное место, отвергнутое горами. Гора Топор – вот как она называлась, потому что действительно напоминала своей формой топор. Гора Топор не хотела, чтобы ей изуродовали лицо и спилили на ней деревья. Она не желала иметь ничего общего с этой школой и поэтому сожрала создавшую ее семью. Сожрала медленно и аккуратно, маленькими кусочками, пока от той ничего не осталось.

В голове Стиви творилось что-то странное.

– Что поделывает Пульсирующий Норб? – спросила она, стараясь отогнать свои мысли.

– Ничего. Он представляет собой что-то вроде стены из желе «Джелло»… Туда можно сунуть что угодно, и никто ничего не заметит.

– Значит, это стена, в которой можно что-нибудь спрятать? Раньше ты мне этого не говорил.

– В основном она пульсирует, – сказал Нейт, – внешне кажется, что дышит. На данный момент я не работаю над Пульсирующим Норбом.

Рассказ об этой пульсирующей, дышащей стене Стиви не нравился. Только не сейчас – когда с противоположного конца лужайки ей грозил этот заразный дом. Зачем она вообще сюда приехала? Зачем прошла меж двух сфинксов? Зачем вернулась после смерти Хейза? Сколько еще ее нужно предупреждать?

Ну вот, началось. В груди зашевелился зверь, существо с пальцами, сжимающими сердце, сбивающими его ритм, шепчущее на ушко всякие гадости до тех пор, пока окружающий мир не начинает разваливаться на части. Он был уже на подходе, как все, что сидит у человека в голове.

– Мне он нравится.

– Ты не понимаешь, что такое Пульсирующий Норб. Никто не понимает, что он такое.

– Я закажу его.

– Никто не может заказать Пульсирующий Норб, – возразил Нейт. – Может, подождем внутри?

– Нет, – ответила она.

– Почему?

– Потому что я не могу сдвинуться с места.

Это, по крайней мере, было правдой. Если обратиться в камень, сильнее сжать в руке телефон, ухватиться за реальность, в которой существовали Нейт, Ларри, Фентон и Хантер, то зверя можно одолеть. Она была обязана это сделать. Потому что получила ответы .

– А почему ты назвал эту штуковину Норбом? – спросила Стиви, стараясь заставить себя хоть что-то говорить.

– Печатая слово «орб», допустил опечатку, а потом решил ничего не менять. Нет, Стиви, я серьезно… холодно… Джанелль с Ви…

– А что, если я действительно его раскрыла? – произнесла она. – Что, если мне это действительно удалось?

Нейт несколько мгновений помолчал.

– Тогда ты сделала великое дело, – наконец сказал он.

– Мне страшно.

К чести Нейта надо сказать, что он не спросил, почему ей страшно, и не бросился увещевать не бояться. Может, осознал, насколько ужасно сделать то, что собирался, а может, видел в ночи ее чудищ.

– А почему ты занимаешься именно ими? – спросил он. – Почему раскрываешь тайны?

Этот вопрос Стиви обдумала уже давно.

– Потому что с тайнами, – сказала она, – с преступлениями ты собираешь всю доступную информацию, и при этом все без исключения имеет значение. Место. Время. Погода. Дом. Почва. Каждое событие. Каждый предмет в комнате. Кто что говорил. Целая куча всего. А ты должен на все это посмотреть, чтобы выявить общий принцип, увидеть то, что выделяется на фоне всего остального, найти элемент, который что-то означает. Не остался ли на заборе обрывок нитки. Не слышал ли кто шум. Нет ли под столом отпечатков пальцев. Таковых могут быть тысячи – и какие из них значимы. Ты берешь совокупность предметов и явлений во всем мире, а потом пытаешься понять, что важно, а что – нет. Вот так. А после этого все делаешь правильно.

– Стало быть, ты пытаешься найти ответы, в то время как я их придумываю, – сказал он. – У меня такое ощущение, что мы с тобой сэкономили на психотерапии кучу денег.

– А еще я хочу носить лабораторные перчатки, – сказала Стиви.

– Мы все хотим их носить, – чуть улыбнулся Нейт.