Эва Гарсиа Саэнс де Уртури - Жало белого города

На самом деле смысл ее слов был таков: «Я не могу так подставляться и лезть вслед за тобой в машину “скорой помощи”».

– Не беспокойтесь; надеюсь, я сяду туда сам. Еще раз спасибо за помощь – там, наверху, в туалете, – сказал я и направился к санитарам Осакидецы [53] Osakidetza – учреждение, созданное в 1984 году и отвечающее за систему общественного здравоохранения в автономном сообществе Страны Басков, принадлежащее Национальной системе здравоохранения. , ждавшим меня на палящем солнце, задыхаясь под своими светоотражающими жилетами.

Я украдкой оглянулся: Альба все еще следила за мной из-за стеклянной двери Дворца справедливости. Но тут у нее зазвонил мобильный, и она повернулась, машинально стараясь укрыться от чужого внимания.

– Вы ждете инспектора Айялу? – спросил я одного из парней, сидящих в задней части машины «скорой помощи».

– Да. Он уже идет?

– По-моему, он чувствует себя лучше. Я его коллега, инспектор Ахурия. Если не появится через десять минут, возвращайтесь без него.

– Хорошо, подождем, – ответил парень, пожав плечами.

Я еще не пришел в себя после потрясения и с трудом держался прямо, но мне удалось пройти так, чтобы Альба меня не заметила, и пересечь проспект в направлении парка Прадо.

Я встречал семьи, направлявшиеся к аттракционам, толкая перед собой детские коляски, детей, которые возвращались из парка, неся в руках розовую сахарную вату и подбрасывая в воздух светящиеся волчки.

Яркий солнечный свет меня раздражал. В душе у меня было гораздо темнее, и, если б тьма вырвалась на свободу, она погасила бы половину внешнего мира. Мира тех, кто был мне очень важен. Тех, кто и был моим собственным миром.

Я отыскал самую дальнюю скамейку, стоявшую в тени деревьев, и набрал телефон брата.

– Унаи, ты как? Как Эстибалис? – спросил он.

– Герман, ты где сейчас? Я бы хотел срочно увидеться… Мне нужно… мне нужно с тобой поговорить, – только и сказал я.

Но брат знал меня слишком хорошо – ему были известны все оттенки моих самых черных дней.

– Унаи… Что случилось, что происходит? – Голос его был встревожен.

– Держись, Герман. Держись, – пробормотал я. – Мы должны встретиться и поговорить с глазу на глаз. Я не могу сейчас говорить по телефону. Ты где?

Мощному уму Германа потребовалась лишь пара секунд, чтобы понять меня без слов.

– Скажи, что это не так, Унаи! – Его голос дрожал. – Скажи, что это не Мартина – та женщина, которую нашли мертвой.

Я в отчаянии вскочил со скамейки, стараясь хоть как-то его успокоить.

– Герман, скажи, где ты. Я немедленно к тебе приеду. Не хочу, чтобы ты был один.

– Нет! Нет! – закричал он в трубку: в голосе слышалась паника. – Скажи, что это не она, Унаи! Скажи, ради бога!

Я покорно вздохнул.

– Я не хотел сообщать тебе вот так, Герман. Мне очень жаль, мне очень-очень жаль. И все равно ты должен сказать, где ты сейчас.

На другом конце линии послышались рыдания. Я зажмурил глаза, сжал зубы. Больше всего сейчас я боялся за него, за моего брата. Нужно непременно оставаться сильным в том случае, если он сломается.

Это был единственный правильный шаг. Он тоже так себя вел, когда я потерял семью.

Многочисленные формальности, окружавшие смерть моей дорогой Мартины, занимали всю мою голову в течение первых часов после ее убийства. Чтобы сэкономить на звонках, я набрал номер Нереи: это означало, что вся тусовка и бо́льшая часть Витории будут в курсе всех новостей.

Поговорил с дедом, попросил его позаботиться о Германе в первые дни. Дед примчался из Вильяверде меньше чем через час и сразу же разыскал Германа; не знаю, как ему это удалось. Я вновь восхитился его даром решать любые проблемы, о котором я мечтал всю жизнь.

Да, об этом даре я мечтал всю свою жизнь.

Потом позвонил Альбе, притворившись, что звоню из больницы Чагорричу. Попросил разрешения вернуться домой и отдохнуть. Я знал, что она будет не против; у меня был упадок сил и совсем не было охоты с кем-либо спорить.

Я дополз до дома в одиннадцать вечера, в то время когда Селедон был уже готов отправиться в небо над площадью Белой Богородицы, чтобы завершить худшие праздники за всю историю города.

10 августа, среда

Заупокойной мессы не было. Энеко был против всего, что связано с церковью, и все мы знали, что он в гробу перевернулся бы, если б узнал, что его хоронят по христианскому обряду.

Эстибалис не стала сообщать отцу о смерти брата, следуя рекомендациям, которые ей дали в отделении болезни Альцгеймера в Чагорричу. Поскольку других родственников не было, они приняли решение кремировать его, а прах рассыпать на вершине горы Горбеа, одном из обиталищ богини Мари [54] Мари – в баскской мифологии олицетворение Матери-земли, королева природы и всех ее элементов. Ее образ обычно представлен телом и лицом женщины, элегантно одетой (обычно в зеленый цвет); может быть также представлен как гибридная форма дерева, или как женщина с козьими ногами и когтями хищных птиц, или как женщина-огонь, или как образ воспламененной радуги или лошади, тянущей облака. В образе женщина представляется с густыми светлыми волосами, которые расчесывает золотым гребнем. .

Публика, провожавшая Энеко в последний путь, напугала бы кого угодно даже в двенадцать часов утра: в основном это были неформальные клиенты травяной лавки, курильщики гашиша, готы и тетеньки с разноцветными волосами, разодетые в белые туники и распевающие неразборчивые молитвы.

Во главе шагала Эсти, сопровождаемая Икером, своим женихом. На ней был костюм для скалолазания: черные легинсы и черная майка из лайкры, на поясе – сумка.

Я знал, что они поднимутся на самую вершину, хотя это запрещено. Но в этот момент во всей округе я был единственным представителем закона, и все выглядело так, будто Эсти бросает мне вызов: «Ну что, задержишь меня? Не позволишь похоронить брата так, как я считаю нужным?»

Моя напарница не отвечала на мои звонки с того дня, как я приподнял белую простынь у ног Путника.

О похоронах я узнал благодаря Лучо, который был в контакте с женихом Эсти. От него я узнал также и то, что видеть меня она не желает. Я понимал, что потерял лучшую подругу и что, возможно, она уже не будет моей напарницей по работе.

Несмотря ни на что, я все равно пошел на похороны. Я не из тех, кто послушно отходит в сторонку. Если мне суждено быть избитым, пусть. Тем более это как раз тот случай, когда другие имеют на это право.

Я последовал за адской свитой на разумном расстоянии, и мы начали подъем.

Деревья редели; кругом виднелся лишь обнаженный массив камня, увенчанный сверху железным крестом. Крест, украшавший эту двадцатиметровую Эйфелеву башню, был водружен более века назад, превратившись в путеводную звезду для горных туристов всей северной части Иберийского полуострова.