Риа Фрай - Не ее дочь [litres]

– Ох, только не приплетай сюда Билла. Я не какой-нибудь жуткий маньяк, а она не беспомощная жертва, ожидающая смерти. Я не сделаю ей ничего плохого. Я-то уж думала, что ты как никто другой это понимаешь.

– Ох, прошу те…

– И, кстати, твой дедушка прекрасно понял бы мой поступок. Если ты дашь мне две минуты на объяснения, ты их получишь.

Я захлопнула дверь, схватила свой кофе и сделала гигантский глоток, поморщившись, когда горячая жидкость обожгла горло и язык.

Эмма играла в гостиной.

– Солнышко, ты помнишь моего друга Итана? Он хочет со мной поговорить. Ты не могла бы пойти вниз и поиграть немного там?

Она собрала игрушки.

– Одна?

Она сглотнула, и в глазах отразился типичный детский страх перед подвалом.

– Или знаешь что? Мы с Итаном выйдем на воздух. – Я открыла дверь во двор и поставила кружку с кофе на складной столик на террасе. – А ты играй здесь, и если что-то понадобится, постучи в стекло, хорошо?

– Ладно.

– И поешь овсяное печенье.

Она хихикнула и снова села, с головой погрузившись в свой игровой мир. Итан встал у кострища, и на его лице отражалось… Что именно? Шок? Недоверие? Понимание? Потом он шагнул к металлическому столику и наконец сел.

Я закрыла дверь и вздохнула.

– Не могу поверить в происходящее. Рассказывай.

И я рассказала. Начала с командировки, когда я впервые увидела Эмму в аэропорту, и как она запала мне в душу, хотя я мало о ней думала до поездки по работе в Лонгвью. Рассказала о фотографиях, которые сделала Мэдисон, как я поехала туда, чтобы понять, как обстоят дела, и увидела ее на дороге, а после школы – в лесу.

Рассказала, как приняла поспешное решение, хотя на самом деле намеревалась вернуться домой, как мне пришлось разбираться с последствиями своих действий. Итан хорошо меня знал и понимал, что я редко действую спонтанно. Если я так поступила, на то были серьезные причины.

– Но почему ты не обратилась к властям? Почему не отправила ее в официальное учреждение? Почему не добилась, чтобы против родителей завели дело?

Я снова глотнула кофе, теперь уже едва теплый.

– Потому что ничего бы из этого не вышло, сам знаешь. Мне бы не поверили, а даже если поверили бы, ее забрала бы социальная служба и отправила в приемную семью, а меня стали бы спрашивать, какое я имею к этому отношение. Я не из отдела семьи и опеки, чтобы доказывать жестокое обращение с ребенком, отсутствие должной заботы и негодность родителей, но тем не менее знаю, что по закону это почти невозможно. В смысле, даже наркоманам оставляют детей, потому что это их дети. Трудно идти против биологических родителей.

Он понял, что я хочу сказать, это читалось в его глазах. Пусть он никогда не задумывался о подобном и не соглашался с моим поступком, но понимал, почему я это сделала.

Я взглянула на Эмму, по-прежнему играющую на ковре. Она отвлеклась от овсяного печенья на разговор с куклой.

– Сейчас она счастлива, Итан. Она хорошо питается. Хорошо спит. Больше никаких синяков. Она даже не хочет ехать домой. Мы говорили об этом. У нее такие родители… Я просто не могу вернуть ее, зная, какая у нее будет жизнь. Что с ней может случиться.

– Но тебе придется, Сара. Ничего не поделаешь. Ты хоть представляешь, как тебе повезло, что тебя до сих пор не схватили? Это же настоящее чудо! У тебя еще есть шанс поступить правильно.

– А поступить правильно – это…

– Вернуть ее семье. Даже если они ужасны, они все равно ее родители. А ты – нет. И никогда не будешь.

Я чувствовала себя ее матерью, Итан даже представить себе не мог, насколько отчетливо.

– Даже если ей опасно там находиться? Ты сам-то себя слышишь? Можно подумать, биология оправдывает подобное поведение. Мы говорим о конкретном ребенке, Итан. О человеке. Не о деревяшке какой-нибудь.

– Спасибо, что уточнила, Сара. Боже! – Он пожевал нижнюю губу. – Ты не… ты ведь не знаешь, как они ведут себя каждый день. Тебе кажется, что знаешь, но на самом деле нет. Может, у них был неудачный день или накопился стресс. А ты… у тебя же нет детей, ты не знаешь, каково это.

– Но я знаю, каково это. У меня была такая мать. Которая меня бросила.

– Вот именно. Не Эмма решила уехать. Это ты ее забрала. В этом вся разница.

– Я знаю. – На мою руку сел комар, и я смахнула его. – Кстати, кто та девушка?

Он уже открыл рот, но тут же закрыл его.

– Никто. Просто знакомая.

– Хм… А выглядит давней подружкой.

– Хватит, Сара. Это тебя не касается.

Я откашлялась.

– Мне стоит волноваться на ее счет? Что она обо всем догадается?

– Нет. Вряд ли. Она не смотрит новости.

– Недостаточно взрослая, чтобы смотреть телевизор так поздно ночью? – пошутила я, поднося к губам остывший кофе.

– Очень смешно. – Он встал и потянулся, взмахнув руками над головой по широкой дуге, а потом расслабленно уронил их. – Мне нужно поспать. Я на ногах уже два дня. А как только я отдохну, мы придумаем, что делать. Но не сейчас. Мне просто… просто нужна свежая голова. А сейчас я неспособен думать. Я буду спать внизу.

– Мы придумаем?

– Теперь ведь у нас нет выбора, правда, Сара? Потому что ты чудесным образом втянула меня в свою зловещую паутину.

Я покачала головой и подошла к двери в дом, но помедлила.

– А знаешь, Итан, ты понятия не имеешь, как я провела последние полгода. Понятия не имеешь. Так что не смей меня осуждать, ни секунды. Я поступила, как считала правильным. И, хотя сейчас сожалею о том, каким именно образом я это сделала, но не сожалею о том, что сделала.

Он снова отвернулся и изучал озеро.

– Ты говоришь о ней или о нас?

– А какая разница? – Я открыла дверь, шагнула в гостиную и закрыла дверь за собой. Я улыбнулась Эмме. – Как дела?

Я налила себе еще одну чашку кофе и прислонилась к кухонному столу. В прежней жизни я всегда мечтала о такой сцене: маленькая девочка на ковре, Итан снаружи, наша прекрасная семья, забравшаяся далеко в лес на спонтанный летний отдых. Какой жестокой бывает жизнь. И все же мы здесь и вместе. Наконец-то вместе.

до того

Я пряталась около ванной, стоя на четвереньках и пытаясь не хихикать, хотя это было непросто – уж больно веселой оказалась игра, а мама не позволяла веселиться, разве что в присутствии ее друзей. Я обожала их пятничные посиделки за картами, когда мне разрешали лечь спать попозже и я слушала разговоры взрослых, мельтеша у них в ногах. Только в эти вечера я чувствовала себя свободной, могла допоздна читать или смотреть телевизор, пока не начинали болеть глаза.

Они вшестером болтали заплетающимися от спиртного языками. По комнате расплывались белые облачка с густым запахом табака. Отец махал руками, отгоняя дым, словно пробирался сквозь паутину. У него была аллергия на сигареты, но он никогда не выгонял маму курить на улицу. Вместо этого он полночи кашлял и хрипел, а ей и в голову не приходило интересоваться причиной. Я немного послушала их разговор, в основном о взрослых проблемах, в которых не разбиралась.