Валерий Бочков - Медовый рай

— Вот они говорят, что мы не любим рассказывать про войну, — Питер говорил медленно, словно читал скучный текст. — Это не так. Неправда. Они не хотят слушать. Они не хотят знать, что там происходит. Им страшно. А тут я со своей рожей… И рассказывать ничего не надо.

Он усмехнулся и снова замолчал.

— Хотя… — начал Питер, глядя в стену. — Я думал об этом. Я, наверное, снова записался бы. Добровольно. Ведь кто-то должен, правильно? А почему кто-то? Почему не я?

— Ты серьезно? — недоверчиво спросила Белка.

— Да. Вот ты, — он повернулся к ней. — Ради чего ты живешь?

— Я? — изумилась Белка. — Ты что, псих? Посмотри на меня! Я пытаюсь спасти свою шкуру! Понимаешь? Свою шкуру!

— Не кричи, — поморщился Питер. — Башка раскалывается… Ну спасешь ты свою шкуру, допустим, ну и что? Что дальше? Что ты будешь делать со своей шкурой? Спасенной…

Белка оторопела.

— В жизни должен быть смысл, — начал Питер. — Должна быть…

— Смысл?! — Белка захохотала. — Смысл! Тебя в этой Фелудже точно здорово накрыло фугасом! Смысл! Какой в этом смысл? В этом!

Она ударила кулаком по поручню кресла.

— Или в этом? — она ткнула в мертвого Беса. — Ты только что угробил своего напарника! В этом какой смысл? Что ты с этим собираешься делать?

— Надо вызвать полицию…

— Что? Полицию! Ты что, очумел совсем?

Белка с трудом поднялась. Ее шатнуло, она ухватилась за поручень. Какой-то бред — полицию! Она недоверчиво оглядела гараж — полный бред: рыжий электрический стул в круге тусклого света, пыльный «Форд», грустный ангел с окровавленной рукой, мертвый маньяк.

Она спустилась с помоста, заглянула мертвецу в лицо. Черная лужа под головой теперь казалась обычной грязью. Рукав кителя был испачкан зеленой краской. Пряжка ремня съехала набок, из расстегнутой кобуры торчала рифленая рукоятка пистолета.

Питер медленно повторил:

— Надо вызвать полицию.

— Тебя ж, дурака, посадят! — крикнула Белка. — Влепят лет десять!

— Я его убил, — спокойно ответил Питер. — Суд решит.

— Суд?! — Белка возмущенно взмахнула руками. — Суд? Ты что, не видел этот суд? Вчера? Этого судью, прокурора? Придурка-адвоката? Купить кошачий корм! Кошачий корм!

— Какой корм?

— А-а-а! — Она отчаянно замотала головой.

Питер не спеша поднялся с корточек, Белкина макушка едва доставала ему до ключицы.

— Послушай. — Она тронула его плечо. — Питер…

Он отрицательно покачал головой и побрел к выходу.

— Питер… — Белка наклонилась к трупу, вытащила из кобуры револьвер. — Питер!

Он повернулся, равнодушно взглянул на оружие.

— Пожалуйста. — Белка медленно подняла руку. — Не делай этого. Я тебя очень прошу.

— Ты знаешь, София… — Он грустно улыбнулся. — Если бы ты смогла нажать курок…

— Ты думаешь, я не смогу? — Она сделала шаг, целясь ему в грудь. — Мне терять нечего! Ты понимаешь это — мне нечего терять!

Питер кивнул.

— Тогда стреляй. — Он показал пальцем на грудь: — Вот сюда. Тут сердце.

Белка закусила губу, она почувствовала, как вспотела рука, как маслянистый курок стал скользким и жарким. Ладонь затекла, мерзкая дрожь передалась стволу, мушка плясала между грудью охранника в серой майке и открытой дверью. Оттуда, из южной душной ночи, доносился звон цикад.

Питер стоял и ждал.

Белка попыталась еще раз — вдохнула, задержала дыхание. Нужно просто сильней надавить пальцем — и все. Ведь тогда, той ночью… Просто надавить… Рука дрожала все сильней, проклятая майка теперь скакала, как заяц. Просто надавить! Белка зажмурилась, скривила рот, словно собиралась зареветь.

— Сволочь! — Она бросила револьвер на землю. — Сволочь! Ну ты бы хоть сам застрелился! Сам! Если уж тебе так сдохнуть хочется. Сам…

— Не могу сам, — печально сказал Питер. — Грех это.

Закрыв лицо ладонями, Белка рыдала. Изредка всхлипывала, словно пытаясь судорожно вдохнуть. Питер сделал шаг к ней, остановился.

— Тут сигнала нет. Во всей округе, — словно оправдываясь за округу, сказал он. — Я пойду в дом, там телефон… такой… на шнуре.

Белка будто не слышала. От мокрых ладоней пахло слезами, оружейной смазкой и дешевым солдатским одеколоном. Стыд, отчаянье, собственная ничтожность — больше всего Белке хотелось исчезнуть, раствориться. Провалиться сквозь землю. В ад? Да хоть в ад, лишь бы отсюда. Он сказал — грех, а ведь она пыталась убить себя. Ей тогда и в голову не пришло, что это грех. Не было сил жить — и все, каждая минута была наполнена такой болью, такой жгучей болью. И почему Бог решил, что это грех?

Питер толкнул дверь, петли ржаво заскрипели. Он нерешительно постоял перед входом, помедлил в пыльном желтом круге тусклого света. Потом неторопливо вошел в темноту. Хруст гравия стал удаляться, постепенно сливаясь с отчаянным гомоном цикад. Белка никогда не слышала таких громких цикад.

— Погоди! — крикнула Белка.

Оставаться в гараже одной стало невыносимо жутко. С мертвым Бесом в луже засохшей грязи, с рыжим стулом, от которого тянулись страшные черные провода, с мраморным ангелом, который печально продолжал указывать куда-то вверх своим окровавленным пальцем. С этим проклятым револьвером, тускло сияющим вороненой сталью на земляном полу.

— Погоди, — глотая слезы, повторила она. — Я с тобой.

Она вышла в ночь. Замешкалась — после света тьма была кромешной. Белка выставила руки и осторожно пошла вперед. Постепенно проступила линия горизонта — плоский горб черной горы, над ним черное небо. Нет, не черное — небо оказалось синим, глубоким, бархатным. Белка подняла голову, остановилась.

— Господи, — прошептала она, — сколько их!

Над ней, торжественно мерцая и пульсируя, плыл Млечный Путь. Справа висел ковш Медведицы, чуть дальше среди сияющей россыпи она различила три звезды на поясе Ориона. Бездонное небо пугало своей величественной отрешенностью, своим фундаментальным спокойствием. У Белки пробежали мурашки по спине — она нутром ощутила грандиозность творения, холод и торжественный покой бездны.

— Сколько звезд… — совсем рядом прошептал Питер. Он стоял в двух шагах от нее, запрокинув голову.

— Страшно… — тихо проговорила она.

— Нет. Хорошо… — Белка почувствовала, что он улыбается. — Именно так выглядит надежда.

Они вошли в дом на ощупь — кто-то погасил фонарь над входом. Белке в нос ударил резкий запах зверинца. Еще она услышала странный звук — тонкое, едва слышное попискивание, словно целая армия лилипутов выстукивала на миниатюрных ключах сигналы на азбуке Морзе.

— Что это? — прошептала она, трогая руками темноту. — Где выключатель?

— Ищу… — шепотом ответил Питер.

Белка слышала сухой звук его ладони, шарящей по стене. Слева взвыла половица, потом что-то загремело — похоже, Питер налетел на стул. Белка застыла, прислушиваясь. Где-то в непроницаемой глубине дома что-то охнуло, потом оттуда послышался деревянный стук: тук, тук, тук, — точно кто-то лениво ронял крупные орехи на пол. Стук приближался. Совсем рядом протяжно заскрипела дверь. На потолке раскрылся тусклый веер оранжевого света, и в дверном проеме, словно прямиком из готической сказки, появилась старуха. В одной руке она держала керосиновую лампу, другой опиралась на костыль. На ней была мятая ночная рубаха.