Эр Джейкобс - И вдруг тебя не стало

Марти проработал в этом здании более тридцати лет. Он купил его в середине девяностых, когда его выставляли на продажу. Когда-нибудь он получит за него целое состояние, но сейчас Марти просто работал в центре города.

На крыше здания краска облупилась, как белый чеддер. Живые изгороди вдоль фасада росли свободно, перестав быть декоративными. Железные ворота были теплыми, когда я дотронулась до них, и их скрип напомнил звук из старого фильма. Позади меня шумно дышало послеполуденное дорожное движение.

Я подумала, не переехать ли мне в другой город. После озера, после аварии. «Еще есть время», – подумала я. Я могла бы найти место, где никого не знаю или, говоря точнее, где никто не знает меня, и могла бы начать все сначала.

Нет, я все сделаю.

Я схватилась за деревянную ручку дедушкиной трости и толкнула ворота.

Дорожка была неровной, словно ряд кривых зубов, из-за вылезших корней и многочисленных бурь. Кирпичи в ней уже давно ни на чем не держались и совсем расшатались – и я, развернувшись, чтобы закрыть ворота, поскользнулась. Я упала и, не успев сгруппироваться, рухнула локтем в бетонную пыль.

Ничего толком не поняв, я ощутила резкую боль.

На меня легла длинная тень. Я узнала очертания безумной белобрысой прически Берни Сандерса и мягкое шлепанье его серых теннисных туфель с зелеными шнурками.

– Ты собираешься пролежать там весь день? – спросил Марти.

Я улыбнулась, и капля пота упала с моего лба. Я сомкнула колени и перекатилась, чтобы сесть, стараясь не сверкать задом. Осмотрела грязные полосы на рукавах и крошечные порезы на ладонях.

– Пожалуй, этого делать не стоит, – сказала я.

Он сел рядом со мной на дорожке.

– Ты остригла волосы.

– Похоже, ты отрастил бороду.

Он дотронулся ладонью до подбородка, как будто хотел показать, что борода настоящая или что ее, при желании, можно потрогать. Марти улыбнулся, как Санта-Клаус.

Проезжавшая мимо машина замедлила ход. Водитель с любопытством посмотрел на нас. Никто из нас даже не попытался встать с тротуара.

– Твой кандидат сильно бы призадумался, готов ли он к такому.

Я вытерла лоб тыльной стороной ладони, радуясь, что сегодня решила не пользоваться косметикой.

– Или лучше просто переехать. В Бразилию или куда-то еще.

– В Бразилию?

«Или в Аргентину», – подумала я.

– Куда-нибудь еще.

– При этом они говорят, что только тот, кто падал сам, может помочь другому подняться.

Приятно слышать такое, сидя на земле.

Я на секунду задумалась.

– Ну, войти в твою обитель я рассчитывала несколько по-другому. Ну что, может, войдем?

Благодарность может стать повинностью и даже вызывать страх, если у тебя есть сомнения в том, что ты заслуживаешь доброты. Но как еще я могла себя чувствовать? Это была самая настоящая агония – принимать на себя эту массированную атаку доброжелательностью, – и я понимала, что долго не выдержу.

Я протиснулась через парадную дверь и рассмеялась, увидев лестницу. Я подумала, не пошутить ли про подъемник для инвалидов, но решила смолчать. Эту лестницу непросто было преодолеть и на двух ногах, без трости.

– Немного тесновато, – признал Марти.

Он снова прочитал мои мысли. Я последовала за ним на второй этаж, и стук моей трости и гипса отдавался эхом в старых панелях.

В коридоре я бросила взгляд на высокие потолки и рифленые деревянные половицы – такие бывают только в очень старых или, напротив, в очень современных домах. Офис Марти, заставленный книгами и семейными фотографиями, не изменился с тех пор, как я встретилась здесь с ним в первый раз. Пахло старой бумагой, как в библиотеке. Я не могла удержаться от мысли, что именно такой кабинет должен быть у настоящего психолога.

Я опустилась на диван и положила трость между подушками.

Марти рухнул в кресло, как будто мы были в его гостиной.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Насчет всего. Уверен, ты скучаешь по нему.

Я пожевала щеку. Я не знала, что сказать. Меня обуревали противоречивые чувства. Я испытывала вину от мысли о возвращении к нормальной жизни, когда ничего еще толком не выяснилось, однако я обязана была к ней вернуться – и по финансовым причинам, и потому, что могла сойти с ума без своей профессиональной жизни.

– Я многого не понимаю. Не могу понять. Что случилось… Паоло. – Я отчаянно пыталась не заплакать, но чувствовала, как щиплет глаза. – Прежде чем жизнь продолжится, мне нужны ответы. Но все, кажется, хотят, чтобы я забыла. Оставила то, что случилось, и своего любимого человека позади. А это невозможно.

Марти медленно вздохнул. Глубина его многолетнего опыта сияла в глазах.

– Это и есть самое трудное – идти вперед, несмотря на то, что многое еще не решено. Особенно в таком масштабе. Ты не можешь полностью сосредоточиться на нем, но и забыть его тоже не можешь. Какая-то часть жизни – может, как раз работа – должна продолжаться, даже когда ты пытаешься найти своего возлюбленного.

Я знала, Марти прав, и я не первый человек в истории, которому приходится функционировать, пока… Какое слово тут подходит? Это не горе и не одержимость. Просто какая-то часть меня навсегда осталась на том озере.

– Спасибо, – наконец, откашлявшись, произнесла я. – Обещаю, что ничего не испорчу.

– Я еще даже не предложил тебе работу. Ты еще ничего не видела.

– Но на всякий случай…

– Ладно, – сказал он ровным голосом.

– Ладно?

– Да, хорошо. Я тебе верю.

Словно для этого была причина. Я едва верила самой себе.

– Что происходит? Почему ты так добр ко мне?

– Тебе не кажется, что каждый заслуживает второй шанс? Не отвечай… Я это знаю. Мы оба знаем. Иначе мы бы не занимались такой работой.

Мы прошли через холл, и Марти открыл дверь кабинета. Солнечный свет заливал всю комнату. Деревянные полы сверкали. Пустота кабинета казалась местом для новых возможностей. Я чувствовала – труба зовет.

Все было за гранью совершенства.

Кроме моего бюджета.

Сквозь волнистое стекло виднелась красная кирпичная башня Вандербильта, похожая на фотографию с открытки. За ней можно было различить стены медицинского центра из стекла и бетона. Я представила тенистый дворик, где ждала Паоло на деревянной скамейке рядом со статуей читающей девушки. Тогда мне казалось, что его работа никогда не закончится. В четырех кварталах в противоположном направлении виднелась бледно-зеленая крыша психиатрической больницы.

Возвращаясь в коридор, я провела пальцем по книжной полке.

– Могу я себе это позволить? – спросила я. Мой голос эхом отозвался в пустоте.

Он назвал сумму, которая была более чем разумной. Мои руки дрожали от возбуждения.

– Итак, что ты думаешь?

– Марти, кто-нибудь снова доверит мне пациента? Ребенка?