Стейнар Браги - Ката

– Он забрал очки, – сказала она.

Я пошла звонить в полицию и ее подруге.

Откуда же я ее знаю? Я далеко не сразу вспомнила. Соулей – та санитарка, с которой я поскандалила в онкологическом отделении, которая забыла у одного пациента контейнер с едой, а я на нее накричала. Да и она вела себя не как ангел. Хотя какая сейчас разница… Три из четырех.

29 мая

Соулей положили в психиатрическое отделение через короткое время после того, как выписали от нас. Я посмотрела информацию о ней в нашей внутренней сети.

Дочитала Тоурдис Эльву, начала заново. В последнее время я совсем погрязла в этих делах, но все равно ничего лучше поделать не могу. Роль жертвы никогда не красила женщину.

Деревья во дворе оделись листвой, из города доносится шум, на улице сияет солнце. Лето пришло. И все приготовились: взяли палатки, спальники, бутылки. Раз-два – иии: АЙДА НАСИЛОВАТЬ!!! [24] Героиня намекает на то, что большое количество изнасилований в Исландии происходит во время летних молодежных фестивалей на открытом воздухе (где публика по несколько дней живет в палатках). .

2 июня

Навестила Соулей. Вообще-то я собиралась уходить с работы домой, но пошла в противоположную сторону и оказалась в вестибюле психиатрического отделения, прошла прямо в сектор 32С и позвонила у дверей. Мне было немного не по себе: ведь еще совсем недавно я сама лежала там. И все же удивилась собственной решительности. Тем более что это всего лишь отделение в больнице. Сломается нога – наложат шину, сломаются нервы – дадут успокоительное, пару недель полежишь под наблюдением – и выйдешь здоровеньким.

Я узнала женщину, открывшую мне дверь, – Сиггу. В свое время мы с ней беседовали, только я совсем забыла, о чем. Она удивилась при виде меня, а я сказала, что зашла проведать Соулей. Она проводила меня до отдельной палаты, а там постучалась и впустила меня. Соулей лежала на кровати и смотрела в ноутбук. Она спросила, кто я, а я ответила, что мы с ней вместе работали. Я сразу заметила, что она меня не узнаёт. Ее глаза блестели, она была перекачана лекарствами, но телесные повреждения у нее вроде бы уже почти зажили.

Я сказала, что принимала ее в отделении «Скорой помощи» и хочу предложить свою помощь, если ей что-нибудь нужно. Она просто кивнула и сказала, что ничего особенного ей не нужно. Я спросила, можно ли мне опять навестить ее, а она кивнула, как будто ей было все равно.

4 июня

Зашла в магазинчик на «Кругу» и купила для Соулей журналы и сласти. Я не уверена, помнит ли она мой прошлый визит, а она сказала, что не понимает, почему я здесь. Я ответила, что хочу ей помочь. Когда я вошла в ее комнату, Соулей лежала в кровати, и ноутбук был там же; она сказала, что ей нечего делать, кроме как смотреть детективные сериалы и фильмы в своем компьютере.

Я сидела с ней, пока она ела; потом начала собираться домой, но женщины, дежурившие в отделении, сказали, что с радостью позволят мне остаться дольше. К юноше лет двадцати пришла посетительница, очевидно, мать, которая таращила глаза по сторонам и, казалось, была слегка испугана тем, что она – в психиатрическом отделении. Люди ничего так не боятся, как потерять власть над собственным рассудком, и тем, кто этого избежал, повезло больше, чем они предполагают. Соулей отправляла в рот полные ложки картофельного пюре и загадочно ухмылялась мне, и мы немножко похихикали; уж не знаю, что она думала. Дежурная по кухне хотела и мне дать поднос с едой, но я сказала, что уже не пациент – хотя кофе все-таки взяла.

После еды я проводила Соулей на улицу покурить – ее только недавно стали выпускать на улицу. Мы вместе выкурили по две сигареты, и я рассказала, что сама лежала в этом отделении и понимаю, через что ей приходится проходить, а у нее так сильно дрожали колени, что мне было неловко на это смотреть.

6 июня

Дозировку лекарств понизили, я обсудила это с Сиггой. Она сказала, что Соулей уже скоро перестанут давать быстродействующие успокоительные, а дозу антидепрессантов урежут, только это сложно, потому что Соулей долго злоупотребляла алкоголем. Из-за того, что она пережила, ее было небезопасно держать на верхнем этаже, среди пациентов с девиантным поведением: слишком большая угроза. Слишком много мужчин, которые скрежещут зубами и колотят по стенкам.

Я спросила, что ей нравится делать в жизни, когда все нормально и естественно, а она сказала, что у нее так никогда не было. То есть «естественно». Мне показалось, что ей нравится смотреть кино и сериалы – она скачивала из Интернета целые сезоны и смотрела их дни напролет, когда не могла сосредоточиться на чем-нибудь другом. Ее прямо-таки переполняет беспокойство и нерешительность, ей явно не по себе, она вся дрожит, но я вижу, что она старается держать себя в руках. И никакая она не «телка» – я некрасиво поступила, подумав о ней, что она поверхностная тупая блондинка. Просто никто никогда не хотел, чтобы она была умной. Соулей умеет открывать рот только для того, чтобы сказать что-нибудь короткое и простое, но сущность у нее не такая, я это по глазам вижу. Человек, который так много страдал, не может быть тупым.

И она сердится. Никто никогда не позволял ей сердиться, поэтому она сердита только на саму себя. Рассказала, что в двенадцать лет у нее были лучшие в классе оценки по английскому и по исландскому, у нее были способности к языкам и она собиралась как-нибудь применить их, но потом все полетело к чертям. Подробнее мы это обсуждать не стали.

13 июня

Давно я не писала. Соулей выписалась из отделения, и мы в последнее время часто встречались. Сейчас она ожила. Прекратила спрашивать, какое мне дело до ее судьбы, – наверное, потому, что я рассказала ей про Валу. Она сказала, что читала об этом деле в газетах и в итоге знает о нем ничтожно мало. Наверное, я ей про это потом объясню.

Соулей живет в небольшом подвальчике на улице Фрамнесвег, который снимает нелегально. Пособие ей поступает на банковский счет. Иногда через окно к ней приходит кошка, и она угощает ее молоком из блюдца. Соулей запретила мне говорить другим, где она живет, на дверном звонке таблички с ее именем нет, и она боится, что Фьёльнир (ее бывший парень) попытается ее найти. Она шутит, что живет в «Хлёлльском поясе»: компании, возвращающиеся с попойки, покупают сэндвичи в ларьке «Лодочки Хлёлли» на площади Ингоульвсторг, а потом тащатся в западный район и через десять минут выкидывают эти сэндвичи на дорогу на Фрамнесвег или выблевывают их там в палисадники.

Соулей начала выпивать. Она призналась мне, что, выписавшись из отделения, перво-наперво пошла в винный магазин.

20 июня