Лорен Норт - Идеальный сын [litres]

И меня накрывает дурнота. Выражение лица у меня, видно, меняется, потому что Сэндлер кивает и подаётся ещё ближе, оказываясь уже на самом краешке стула.

– Распутывайте, Тесс, распутывайте. В чём тут дело?

– Зуб, – шепчу я. – У Джейми зубик шатается. Он едва-едва держится… И так несколько месяцев.

В глазах словно стена из слёз. Слышу в ушах напевный вопрос Джейми:

– Мамочка, а если у меня зубик выпадет, когда я во Франкфурте буду с папой, мне зубная фея даст фунт или евро?

Я склоняюсь, закрываю уши руками, и в комнате становится тише, но всё тем же потоком идут воспоминания, которые бы мне так хотелось забыть.

Всё это время Джейми качает зубик языком, с самой трагедии, тот же зуб, а он всё не выпадает. Моё тело наполняют мрак и холод, будто я прыгнула в чернейшее ледяное море. На волю вырываются и другие воспоминания. Вот я стою в тапочках, машу, улыбаясь, Марку в сером джемпере, пока он отъезжает от дома. А на заднем сиденье мой сын с непослушными светлыми кудрями, одетый в любимую футболку «Ливерпуль», отчаянно машет мне.

А вот Джейми у себя в комнате, на постели лежит открытым новый рюкзак. Тот самый, что я потом не могла найти. « А в Германии очень холодно?» – спрашивает он, разглядывая толстый джемпер, будто пытаясь отыскать ответ в шерстяной подкладке.

А вот дождь стучит по витражам, крепко сбитым деревянным скамьям. Мои глаза прикованы к побитому кафелю, брат крепко стискивает ладонь, а я силюсь справиться с порывом не поднимать глаз, не смотреть на гроб – гробик, – крошечный на фоне твоего.

– Вот и ключ, Тесс. – От звука голоса Сэндлера воспоминание разбивается вдребезги. – Зуб. Вы же у него не спрашивали про него?

Качаю головой.

– Мне кажется, вы где-то в глубине души понимали, что Джейми тоже погиб в катастрофе.

– Не понимала, – выкрикиваю я.

– Я побеседовал с Дениз и Шелли, с вашей мамой, – кивает он на неё, бледную, тихую, всю сжавшуюся в кресле. – Вы очень аккуратно старались с ним не заговаривать в их присутствии. И так до самого конца, когда психоз усилился и держать ситуацию под контролем уже не получалось.

Из глаз падают слёзы. Вся дрожу. Живот болит.

– Да как же это так? Не может быть… не может быть.

– Вы же тоже должны были лететь во Франкфурт с Марком и Джейми? Помните? Дениз мне сказала, что бронь снимала в последний момент. Почему вы так и остались дома?

– Паспорт истёк, – шепчу я, – а я обнаружила за пару дней до отъезда. Я уже было собралась идти в паспортный стол в тот же день, новый брать, но Марк сказал, что не стоит. Знал, что летать ненавижу. Назвал это «Мужским приключением». А я… я так обрадовалась. Господи, малыш, бедный мой малыш.

Горло перехватывает спазм, я обрушиваюсь на пол. Лучше бы я поехала с вами. Была со своей семьёй. А я была отдельно. Вы умерли, а я осталась жить.

Марк, я потеряла вас обоих.

Медсестра дала мне успокоительного. Как пузырём обволокло оно мои мысли, но мне бы не тишины – мне бы забвения.

– Дайте мне, пожалуйста, морфин, – мямлю я, пока медсестра шуршит вокруг моей койки, осматривает рану.

– Вам больно? – спрашивает она.

– Да.

Болит всё.

– Я спрошу доктора Сэндлера, когда он вернётся.

У медсестры пепельно-каштановые волосы, элегантная зелёная форма. Она берёт историю болезни, пишет и, когда снова смотрит на меня, улыбается, а в глазах жалость. Интересно, что она написала: ВНИМАНИЕ: ЧОКНУТАЯ ЖЕНЩИНА. ВИДИТ ПОГИБШЕГО СЫНА.

Вот только я же не просто видела пролетающего мимо призрака. Я с ним смотрела мультики. Готовила ему обед. Прислонившись к двери ванной, слушала, как он плескается. Заботилась о нём. Любила. А он – меня.

И что теперь мне делать, Марк?

– Я назначил вам курс антипсихотических препаратов, Тесс, – объяснил мне Сэндлер, когда меня везли обратно в палату. – Лекарства вкупе с нашими сеансами дадут эффект не сразу, но обязательно дадут. Мы сделаем так, чтобы вам стало лучше.

Не хочу я, чтобы мне стало лучше, думаю я, закрывая глаза, притворяясь спящей, притворяясь, что не слышу испуганного шёпота матери:

– Это что, шизофрения?

– Нет, миссис Гарфилд, шизофрения представляет собой неврологическое расстройство, которое с человеком на всю жизнь. Часто ему сопутствует бред и галлюцинации, но в случае Тесс бред, что её преследует незнакомец, видения Джейми явились результатом катастрофы. Её сознание не смогло справиться со столь страшной утратой и мужа, и сына сразу, что привело к развитию депрессии и манифестации психотического расстройства. Как будто сознание её ненадёжно и норовит всякий раз скрыть от Тесс объективную действительность. При правильно подобранном медикаментозном лечении и глубокой терапии она поправится.

На этих словах я ушла куда-то в пространство между сном и бодрствованием. Когда же снова проснулась, обнаружила, что рядом со мной сидит Шелли. Положила свою тёплую руку на мою, в воздухе разлился приятный запах её духов.

– Привет, – говорю я, ещё даже не открывая глаза.

Она напрягается, убирает руку.

Господи, Марк, я же, похоже, чудовище.

– Можно я тут с тобой посижу? – спрашивает она.

Я киваю и открываю глаза. Лицо у Шелли бледное, макияж по лицу размазался, будто плакала.

– Сэндлер мне сказал, что ты про меня спрашивала.

Мне приходится минуту продираться через пелену, окружившую мысли, и я наконец вспоминаю, что Сэндлер – это тот человек, которого я приняла за сотрудника полиции, который мне помогает отыскать Джейми.

– Не помню.

Она шевелится, закидывает ногу на ногу, потом садится как раньше.

– Хочешь, уйду?

– Нет, пожалуйста, не надо. Мне нужно с тобой поговорить. Где я?

– Это частное отделение, пристройка к больнице, называется Хартфилд. Лечение оплачивает мама.

Несколько секунд мы молчим, а я пытаюсь перевести койку в более вертикальное положение, чтобы лучше видеть лицо Шелли. Тяну время, пытаюсь придумать, как заговорить о том, о чём говорить не хочется.

– Вы же вместе готовили курицу, – выпаливаю вдруг я. – Ты разрешила Джейми порезать лук ножом. Он мне сам сказал перед ужином. В тот день ты даже разбила его в футбол на приставке.

На её лице появляется гримаса удивления.

– Когда?

Вспоминаю.

– В твой второй приход. Я тогда так устала. Ты пришла, присмотрела за Джейми, в доме прибралась.

Она кивает, и во мне загорается надежда, способная лопнуть пузырь, поглотивший разум. Но нет, она кивнула, потому что поняла, о чём я, а не потому, что согласилась со мной.

– Да, я тогда приходила. Ты спала, а я побыла у тебя дома, немного прибралась. Приготовила курицу. Мы с тобой поели при свечах, ты и я, вдвоём. Я тебе рассказывала, что плаваю, и про Дилана.