Хелене Флод - Терапевт

— Чем могу быть полезен? — спрашивает Арилль.

У него мягкий выговор уроженца пригородов Драммена: Мьёндал, Хокксунд, что-то вроде этого. Чуть расслабленный, неторопливый, надежный; так чудесно слышать, что он предлагает мне свою помощь…

— Ко мне в дом кто-то повадился, — говорю я.

Рассказываю всю историю. Убийство Сигурда. Еженощные вторжения. Равнодушие полиции, магниты на холодильнике, тот момент с Фредли на газоне, когда я поняла, что они считают меня истеричкой. «Так-так, — говорит Арилль, пока я рассказываю, — ага, ясно». Непохоже, чтобы он счел меня неврастеничкой или выдумщицей. Внимательно слушает. Время от времени задает вопросы. «Я правильно понимаю, что дверь в каждом случае была заперта и о взломе речи не идет? — спрашивает он. — А сигнализация у вас установлена?»

Когда мой рассказ окончен, Арилль говорит:

— Тогда я порекомендовал бы вам пакет услуг понадежнее. Сигнализацию с датчиком движения в нескольких зонах внутри дома. Тогда, например, ночью при любом движении возле двери в спальню будет включаться сигнализация. Еще поставить на каждую дверь отдельную сигнализацию на проход. Установить новые замки, разумеется; и я советовал бы усиленные, но это обсуждается. И еще стоило бы оборудовать наружное освещение, которое включалось бы датчиком движения. Хотя бы перед входной дверью. Подсоединять ли его к сигнализации, решать вам.

— Я хочу всё, — говорю я.

— Но это, конечно, получится подороже.

— Ну и пусть. Мне главное — чувствовать себя в безопасности.

Не знаю, сыграла ли роль моя готовность легко расстаться с деньгами, но Арилль обещает через полтора часа приехать лично, вместе с помощником. Главное — не волноваться. Я сообщаю ему адрес.

— До скорого, — говорит он и вешает трубку.

От этих слов я чувствую неописуемое облегчение: скоро приедет Арилль.

Пока я жду Арилля, звонит Гюндерсен. Я рассказываю ему о револьвере.

— Де́ржите дома огнестрельное оружие и ничего мне об этом не сказали? — с легким раздражением спрашивает он.

— Я об этом не подумала, — повторяю я. — Если б я о нем вспомнила, то могла бы положить его себе в тумбочку, чтобы защищаться от посторонних; но я напрочь забыла про него. Я даже не знаю, можно ли из него стрелять.

Дедушка Сигурда думал, что да, но ведь это такое старье… Не знаю.

— Ни при каких обстоятельствах нельзя хранить в спальне револьвер для обороны, — рявкает Гюндерсен. — Револьверы — вещь опаснейшая, подстре́лите себя или убьете кого-нибудь… Вы прекрасно все понимаете, Сара. И кроме того, по закону вы вообще не имеете на него права, если у вас нет специального разрешения.

— Знаю, — вздыхаю я. — Говорю же: просто забыла про него.

Его голос заглушает какой-то шум. Наверное, он едет в машине, шумит проходящий транспорт…

— Когда вы видели его в последний раз?

Я задумываюсь.

— Мы его видели, когда переехали сюда и разбирали вещи. Это август прошлого года, так, наверное… Хотя постойте, я там убиралась осенью, открыла коробку и посмотрела. Понимаете, Сигурд говорил, что это ценная вещь, с резной рукоятью, и мне просто захотелось посмотреть… Или, кажется… Нет, наверное, это и был последний раз. Мы этой комнатой не пользовались.

— Когда осенью?

— Наводили порядок к Рождеству. Что-нибудь в конце ноября.

Гюндерсен ненадолго замолкает. Я представляю себе, как он паркуется, двигает машину туда-сюда, чтобы встать точно на место. Оглядывается через плечо, когда дает задний ход.

— Вот как, — говорит он наконец. — В таком случае его вполне мог взять и Сигурд, в совершенно иной связи.

— Это зачем же? — спрашиваю я.

— Не знаю. Может, он хотел его продать, раз револьвер такой ценный…

— Да, может быть, — говорю я. — Я не знаю. Знаю только, что в конце ноября револьвер лежал там, а теперь его нет.

Полицейский снова замолкает.

— А не мог его забрать кто-нибудь из ваших сотрудников? — осторожно интересуюсь я.

Как было бы здорово, если б это оказались они… Как бы мне стало покойно, если б дурацкий револьвер, про который я совсем забыла, был надежно запрятан в полиции, аккуратно внесен в тщательно составленный протокол, хранящийся у Гюндерсена…

— Нет, — решительно заявляет тот. — А больше вы ничего не хотите мне рассказать, Сара? Про какое-нибудь еще оружие? Охотничьи ружья там или огнеметы? Старинные, изящно украшенные орудия пыток? Какие-нибудь замысловатые системы наблюдения?

— Нет, — устало отвечаю я. — Ничего такого. Но вы же понимаете, я не скрывала этого нарочно… Просто забыла.

— Понимаю. Я сейчас не могу больше разговаривать, но мы на связи.

По окончании разговора я сижу и барабаню пальцами по столу. Боюсь притронуться к своим вещам, боюсь приготовить кофе или чай: а вдруг чужак полазил по шкафам, подложил что-нибудь? Я просто сижу и жду, а в животе у меня неприятно подсасывает. Подозреваю, что сочувствие Гюндерсена ко мне постепенно испаряется.

Арилль оказывается широкоплечим и чуть косолапым мужчиной за пятьдесят, с седеющими рыжими кудрями; такой большой мишка. Его лицо делят пополам седые кустистые усы, щеткой топорщащиеся над губами. Он приветливо жмет мне руку и говорит, как ему приятно со мной познакомиться; а мне сразу хочется прижаться к его груди. Как раз такой человек мне нужен сейчас: по-отечески надежный, уравновешенный — ровная противоположность моему родному отцу. И имеющий доступ к обширному арсеналу средств защиты. Вместе с ним приехал угловатый, молчаливый и застенчивый парнишка, которому и двадцати не исполнилось, наверное; зовут его Кристоффер, и Арилль именует его помощником .

— Ага, — уверенно говорит Арилль, уперев руки в бока, — вот, значит, дом, который нужно обезопасить…

— Да, — говорю я. — Давайте покажу.

Начинаем с прихожей, потом я показываю им рабочую комнату в подвале — мы собирались потом переоборудовать ее в детскую, — прачечную, вторую спальню и кладовку. Потом мы поднимаемся на первый этаж, и они внимательно осматривают кухню и гостиную. Арилль подзывает помощника, они долго и с интересом изучают замок на двери веранды. Я показываю им черный ход на кухню и отпираю дверь, чтобы они могли как следует разглядеть ее снаружи и изнутри. После этого мы идем на второй этаж, в спальню — особенно их интересует окно, — потом в ванную и наконец поднимаемся на чердак. Я в общих чертах рассказываю о старом Торпе и о пропавшем револьвере, мысли о котором терзали меня после разговора с Гюндерсеном. Возвращаемся на кухню, и Арилль проворно набрасывает план всех четырех этажей.

— Так, — говорит он, — первое, что нужно сделать: как следует укрепить все двери. Замок на двери веранды никуда не годится, а доска, в которую он врезан, прогнила настолько, что ее пинком вышибешь. И я, Сара, говорю это не для того, чтобы напугать вас; просто нужно смотреть на вещи трезво. В будущем вам стоило бы заменить эту дверь, но пока достаточно будет врезать новый замок. Есть у меня приятель в Ниттедале, слесарь-скобянщик, настоящий мастер. И на черный ход нужно поставить новый замок, и на обе эти двери — дополнительные замки с секретом, я считаю. К тому же у того, кто к вам забирается, видимо, есть ключи. Во всяком случае, повреждений на дверях и окнах мы не нашли, так что если вы не оставляли их открытыми — а вы говорите, что нет, — то основные усилия мы направим на укрепление входной двери. Но я думаю, что, если этот человек захочет войти и увидит, что через двери ему не проникнуть, мало ли что ему придет в голову? Так что надо как можно тщательнее обезопасить все возможные пути проникновения в дом. Как следует усложнить ему задачу, верно?