Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

Слишком сложно уходить. Я слишком сильно по ней скучаю.

Уилф пожимает плечами.

– Он правда очень по тебе скучает.

– Я знаю.

Брат приобнимает меня одной рукой.

Это не компромисс, и не утешительный приз. Возможно, я потеряла Рубена, но если бы я не признала свою вину в суде, то у меня не было бы Уилфа. И это почему-то кажется чем-то правильным. Просто правильным.

Пора.

Конечно же, я помню его адрес. Я никогда не была у него дома, но он постоянно о нем говорил. Эд был одним из тех людей, которые расскажут вам все подробности своей жизни: и про дядюшку, который любил рыбалку; и про мучения с поиском круглого стола в гостиную; и про уход за садом. Он обычно называл свой дом по имени – Оакхолл, – как будто это был человек.

Оакхолл, район Чизуик. Найти его не составило никакого труда. Я удивлена, что никогда там не была, мы же даже работали в этом районе. Этот дом идеальный для приема гостей. Он огромен. Каким-то образом, при всей словоохотливости Эда, ему ни разу не удалось описать действительную красоту этого дома с белым фасадом. Думаю, он стоит больше миллиона фунтов. «Подвернулась удачная сделка», – так бы сказал Эд, махнув рукой.

Сейчас чуть больше восьми часов вечера, но улицы выглядят тихо и пустынно. И мне неуютно от необходимости нарушить тишину звонком в дверь. Но я это делаю, хотя руки трясутся.

Время пришло, я готова. Глубоко вздыхаю, заметив расплывчатую фигуру за матовым стеклом. Она все ближе и ближе.

Женщина, открывшая дверь, – его жена. Узнаю ее сразу же. Каждый понедельник Эд показывал мне сотни фото: с барбекю, катания на коньках, на фоне достопримечательностей и живописных мест. Думаю, раньше он ко мне хорошо относился. Она узнала меня, понимаю это по удивленно приподнятым бровям и полуулыбке.

– Здравствуйте, Эд дома? Прошу прощения за поздний визит.

Я удивляюсь собственной вежливости, принимая во внимание то, что собираюсь сделать. Последние два года я все время задыхаюсь, но сейчас особенно сильно. Это из-за нервов. Ощущение, будто мое тело медленно распадается на куски, как во время аварии. И, хотя сейчас мне лучше: результаты анализов хорошие, все части тела на месте и снова собраны воедино; кажется, я снова травмирована и разбита на куски. И почти не способна на обычные вещи, к котором привыкло мое тело: нервничать, бегать за автобусом, вырабатывать адреналин.

– Он дома, – отвечает женщина.

На ней юбка в пол и длинное ожерелье, которое звенит, как колокольчик, когда она отходит в сторону. Я поражаюсь людям, которые не ходят дома в пижамах. Может, она принарядилась к ужину… Эд любит формальности: например, ел ножом и вилкой салат и пасту, принесенные из дома; и носил бежевые пуловеры и рубашки, сочетающиеся с ними.

Эд появляется позади жены, и я поражена, как сильно он постарел. Но постарели абсолютно все. Он загорел – недавно был в отпуске? – и потерял абсолютно все волосы. Его лысая голова покрыта коричневыми пятнами. И сутулится он еще сильнее, на спине выступает уже заметный старческий горб. Он старик… Мой Эд – старик.

– Джоанна, – произносит он одними губами, которые складываются в «о» и затем в «а» из моего имени.

– Эд…

Его жена отходит в сторону, и – к моему удивлению – Эд выходит за порог и закрывает за собой дверь. Он знает, и она знает. Все знают. Мысль пульсирует в висках. Но сейчас это неважно, уже неважно, напоминаю я себе.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу перед его входной дверью, а он смотрит на меня снизу вверх. Эд стал меньше ростом, усох.

– Я… – Слова застревают в горле.

Он смотрит на меня бесстрастно и молчит. Его глаза кажутся огромными за стеклами очков. После своего побега я связалась со всеми кроме Эда. Я вообще с ним не общалась, даже когда мне были нужны рекомендации, несмотря на шесть лет совместной работы. Даже несмотря на то, что он был моим Эдом. Я не смогла, мне не хватило сил.

– Джоанна, – повторяет он еще раз.

Я всматриваюсь в его лицо и пытаюсь подобрать слова.

Он беспомощно пожимает плечами, глядя на меня.

– Я… – он поднимает руки, затем снова пожимает плечами. Улыбается печально. – Ты ушла, – говорит он наконец.

– Да.

Он долго смотрит на меня. Его глаза изучают мои черты.

– Я никогда не думал, что ты уйдешь, – тихо говорит он.

Наши взгляды встречаются, и в глазах тысячи слов, которые мы не можем произнести вслух.

– А ты… – начинаю задавать вопрос, но слова не идут.

После двух лет – трех в декабре – бесчисленных потерь и катастроф, я не могу заставить себя сказать это. Не могу произнести. Как будто преступление переместилось в печальную, немую и абсолютно черную часть моей души. Я бы не пережила новый приступ стыда и паники.

Он делает шаг мне навстречу, и я вижу, что за шоком и печалью, вызванными моим бегством, скрывается еще и сочувствие. Конечно, сочувствие. Это же Эд.

Он все знает. Я понимаю это настолько ясно, будто это знание обрело физическую форму и материализовалось прямо на подъездной дорожке. Это не паранойя, как два года назад, это просто знание. Думаю, тогда он не был уверен, но сейчас знает точно.

Он делает еще шаг, а я пячусь назад, как лошадь, готовая сбежать в испуге. Он протягивает руку, чтобы коснуться меня, но останавливается.

– Ты знаешь, – говорю я.

Он кивает.

– Я обо всем догадался. Задал несколько вопросов после твоего столь поспешного бегства. После твоего странного поведения в офисе. Задал несколько вопросов и сделал выводы. Больше никто ничего не знает, – добавляет он.

Я благодарна ему за это. Признательность Эду пропитывает мое тело, согревая, как солнце в первый жаркий день в году.

– Моя одежда.

– Я ничего не объяснял Рубену. Все, что он знает – что ты почему-то выбросила свои вещи. И конечно, что ты соврала про Уилфа.

– Я не могу… Я вернулась, чтобы кое-что сделать, но я… Я не могу здесь остаться…

Он снова молча кивает, печально глядя на меня. Из деревянного почтового ящика, прикрепленного к стене его дома, торчит письмо. Я фокусируюсь на нем, стараясь не смотреть на Эда. Но могу посмотреть ему в глаза.

– Спасибо тебе, – благодарю его.

Он только кивает.

Эд сохранил мою тайну. Как я по-настоящему могу отблагодарить его?

– Она перестала приходить в библиотеку, – говорит Эд тихо.

Его голос становится хриплым. Или, может быть, он просто расстроен, что приходится шептаться со мной, стоя на крыльце собственного дома. Его жена не должна услышать нас, не должна узнать наш секрет. Я понимаю, что в очередной раз вспоминаю ту ночь, когда я сбежала из офиса. Я пришла домой и бросила Рубена, стараясь разделаться со всеми проблемами как можно скорее и как можно проще. Но что делал тогда Эд? Можно только догадываться. И что он сделал, когда услышал о моем побеге?