Минка Кент - Девушки из хижины [litres]

– Правительство его регулирует, – отвечает он. – Но показывают и плохие вещи, это точно. Такие, что вы, девочки, испугались бы.

Много лет назад мы с мамой говорили о том, как она развлекалась в детстве. Мама упоминала что-то под названием мультики, которые она смотрела по телевидению – сокращенно ТВ. Она сказала, что ТВ начиналось как вещь полезная, ориентированная на семью, а потом стало жестоким и непристойным и принялось насаждать жестокость и непристойность.

– Правительство? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает он. – ФКС.

Еще Мама говорила, что наше правительство развалилось.

Она рассказывала, что когда-то у нас были лидеры и президенты, желавшие совершить великие дела для страны и народа. Когда мы осознали, что правители нам лгут, говорила она, мы выступили против. Наша хваленая демократия распалась, все перестало работать. Не стало ни президентов, ни политических партий, ничего… только местные органы власти, которые следят за состоянием дорог и сбором налогов.

Все это мама рассказывала мне на уроках истории.

– ФКС? – спрашиваю я.

– Федеральная комиссия связи, – объясняет он. – Они определяют, что можно и что нельзя показывать по ТВ.

– Кто ими руководит? – интересуюсь я.

Мужчина морщится.

– Не знаю. Президент. Сенат.

Мама утверждала, что у нас несколько десятилетий нет президента.

– Откуда мне знать, что вы это не придумываете? – спрашиваю я.

– Придумываю что?

– Про президента. – Я откашливаюсь.

– Какой мне смысл врать тебе про президента и ФКС? – Он хохочет, поднимает свой сотовый телефон. – Если бы от этой штуковины был здесь толк, я бы вывел все на экран, чтобы ты убедилась. Возможно, через пару дней, когда мы доберемся до города, покажу. Только напомни мне.

Он не понимает моего вопроса, а я не понимаю, как телефон может подтвердить его слова, но не настаиваю.

Отворачиваюсь от него, локтем попадаю прямо в холодную мыльную воду, но ничего не чувствую. В окошко над раковиной гляжу на могилы под плакучей ивой, и меня мучает вопрос: неужели Мама лгала?

– Выглядишь отдохнувшей. – Брант улыбается – этим утром мы вышли в видеочат. – Дома все в порядке?

– Конечно. – Подмигиваю и слежу, чтобы голос звучал беззаботно. Ему не стоит беспокоиться, нет причин настаивать на моем отъезде к Кейт.

– Взгляни, какой открывается вид. – Меняя тему разговора, он поворачивает телефон к окну номера отеля. Передо мной изумрудный рай, прорезанный спокойным течением реки. – Амазонка.

Не знаю, что сказать. Живописно, конечно, но лучше бы увидеть самой, а отсутствие такой возможности служит напоминанием, что я здесь, дома, в сером зимнем северном штате, и только из-за него.

– Когда ты отправляешься на съемку? – спрашиваю я, прихлебывая кофе. Блюдо со свежей дыней и клубникой, тосты с маслом стоят рядом, уже остыв до комнатной температуры. Аппетит пропал. Я приготовила необычный завтрак, мое подсознание словно томится по чему-то знакомому и привычному, но теперь понимаю, что все это зря.

– Где-то через час, – говорит он, глядя на часы. Те самые, что я подарила ему на первую годовщину свадьбы. Они до сих пор как новенькие. Кожаный ремешок регулярно смазывается маслом, на хрустальном стекле ни царапины. Если бы столько же любви и заботы он уделял более важным вещам… – Нужно встретиться в вестибюле за завтраком с еще одним фотографом.

Какое-то время я молчу, подавляя желание сказать все, что действительно хочется.

– Ты мне не говорил, что там будут другие фотографы.

– Их тут целая куча. – Его лицо озаряется улыбкой. Не слишком ли сильно он радуется? – Клянусь, что говорил тебе про это, Ник. «Нэшнл джиогрэфик» желает посмотреть, как разные фотографы снимут лес в период дождей. Это большой проект. Вспомни… Мы говорили о нем пару месяцев назад.

Теперь, когда он подсказал, смутно припоминаю его рассказ за одним из ужинов. Но я слушала вполуха, полагая, что к этому времени буду во Флориде, и детали не имели значения.

Вздыхаю. Хотелось бы мне не искать изъяны и скрытый смысл во всем, что он говорит, но пока не найду ответы, это станет, наверное, моим новым нормальным состоянием.

– Правда, правда, – признаю я и придаю голосу веселость, чтобы сгладить скрытый упрек, прозвучавший минуту назад.

– Ну ладно, мне пора идти. – Телефон приходит в движение вместе с Брантом. Он надевает туфли, и мне приходится отвести взгляд, чтобы от цветной сумятицы на экране не закружилась голова. Брант явно торопится. – Дождаться не могу, когда вернусь домой. Уже по тебе скучаю.

Выровняв телефон, он демонстрирует свою обворожительную улыбку, от которой у меня когда-то слабели колени и все внутри трепетало. Ту самую, что заставляла меня до боли тосковать по мужу, даже если он находился на другом конце комнаты.

Были времена…

– Когда вернусь, может быть, съездим куда-нибудь ненадолго? Ты и я? Туда, где тепло? – Даже из своего прекрасного далека он продолжает смотреть на меня так, будто я вот-вот развалюсь на части.

Может быть, и развалюсь.

И может быть, он это видит.

Смотрю в окна, обрамляющие наш камин из плит известняка, и вижу пустынный лес – без листьев, без красок, без жизни.

Положив телефон, сразу решаю договориться о встрече со своим врачом. Поскольку я никуда не еду и остаюсь на зиму здесь, придется поддержать себя лекарствами. Но я продолжу копать и ворочать камни, пока не откроется истина.

Я знаю, она где-то рядом.

И что-то мне подсказывает: она спрятана на видном месте.

Листаю контакты и останавливаюсь, дойдя до доктора Дьюдни. Мое внимание привлекает имя сверху.

Дэвис Гидеон – мой шурин.

Не виделась и не разговаривала с ним с тех пор, когда он в последний раз приезжал к нам на ужин. Он тогда перебрал с алкоголем, вел себя как задница, говорил бессвязно и осыпал ругательствами единственных двух людей, которым до него есть дело. А ведь ему почти сорок лет.

За любовно приготовленным ужином из куриной сальтимбокки, белых грибов, ризотто из шампиньонов и охлажденного рислинга я между дел сообщила Дэвису, что мы с Брантом подумываем стать приемными родителями. Дэвис чуть не подавился глотком «Буш-лайта», принесенного с собой, и спросил, с чего я взяла, будто гожусь для чего-то подобного.

Я проигнорировала данный комментарий, списав его на типичное для Дэвиса поведение. Этот человек живет для того, чтобы провоцировать скандалы, и любит наблюдать ответную реакцию. В любой момент он может все испортить. В большинстве случаев мы не реагируем на его вызывающие манеры, но в тот раз Брант не стерпел.

Муж велел ему выйти, отобрал ключи от машины, вызвал такси и сидел с ним на улице, пока Дэвиса не увезли, потому что всегда был настоящим братом и не мог бросить его в трудную минуту.