Минка Кент - Девушки из хижины [litres]

Проглатываю страницу за страницей, пальцы покалывает от нетерпения – я еще не дочитала, а им уже хочется перевернуть лист.

Никогда не читала такой умной и захватывающей книги, понятия не имела о слове «похищение», пока не встретила на этих страницах.

Такую книгу Мама точно сожгла бы в очаге, но пока я читаю, пока захвачена этими страницами, мне не приходится думать о теле, найденном в лесу.

Глаза бегают по строчкам, а в голове вдруг мелькает мысль: не совершила ли Мама что-то похожее на поступок Эми, героини этой книги?

Еще сегодня утром я решила, что мои воспоминания о доме с мягким, щекотавшим ступни полом и цветными стенами – настоящие. Мама называла их ложными, но если достаточно сильно зажмуриться и сосредоточиться, я почти слышу звонок желтого телефона, висевшего в кухне на стене. Он такой же пронзительный, как на айфоне у Бранта.

В моих воспоминаниях о доме – перегородки и комнаты с дверями, как у Николетты, только поменьше. И у меня была собственная комната с розовыми шторами и белыми стенами.

Как можно представить нечто подобное, если никогда не видел?

Это все должно быть настоящим.

Другого объяснения нет.

От этих мыслей в груди становится тесно, и все тело охватывает трепет. Никогда не чувствовала ничего похожего.

Я даже не понимаю, что это значит. Просто знаю, что все это реально, и рядом нет Мамы, так что возразить некому.

Возвращаюсь к книге и перелистываю страницу, но тут слышу голос Бранта.

Он дома.

Оставляю книгу на столике у дивана, выхожу из общей комнаты и вижу, что он в прихожей вешает куртку в шкаф.

– Что вы сделали с моими рисунками? – спрашиваю я.

Повернувшись, он щурится.

– А-а… Думал, не заметишь.

Потом он вдруг широко ухмыляется. Я не смеюсь.

– Где они?

– Хотел сделать тебе сюрприз, – отвечает Брант и, подняв руки с раскрытыми ладонями, делает шаг ко мне. – Отвез в город, чтобы поместили в рамки. К понедельнику будет готово.

Я не нахожу места своим рукам.

– Зачем?

– Зачем? Ты серьезно? Рен, у тебя невероятные рисунки. Ты, по-моему, не понимаешь, насколько талантлива. Твои работы заслуживают того, чтобы их выставили.

Вскидываю голову и изучаю его прищуренным взглядом.

– Как вы узнали про те, что лежали в моей комнате? – Насколько мне известно, он шагу не делал в гостевую, которую занимаем мы с сестрой.

Он хмыкает в нос, подбоченивается.

– Шел мимо. Дверь была открыта. Увидел, что они лежат на комоде… Извини. Если бы я знал, что ты так рассердишься, не стал бы этого делать.

– Что происходит? – Внизу лестницы стоит Николетта. Темно-синие глаза перебегают с меня на Бранта, рука крепко сжимает перила. Она бледнее обычного, и волосы местами в беспорядке.

Брант оборачивается к жене:

– Я отвез ее рисунки в город, в багетную мастерскую, чтобы поместили в рамки. Хотел сделать что-то особенное… понимаешь, как художник художнику.

Она внимательно смотрит на Бранта, хотя трудно сказать, верит ему или нет.

Повернувшись снова ко мне, он говорит:

– Слушай, если хочешь, поедем вместе в город и заберем их.

Вздохнув, я опускаю руки. Если он хотел сделать мне приятное, то я веду себя грубо. В конце концов, он же говорил, что мне не следует стесняться своих работ.

Мне кажется, раз все прояснилось, нужно отбросить сомнения.

– Извините, – говорю я, не желая становиться причиной раздора. – Я перенервничала. Привязываюсь к своим работам, вот и все.

– И не только ты. Я тоже. Не беспокойся об этом. – Брант небрежно машет рукой. – Вполне понятное дело.

Возвращаюсь в общую комнату, оставив их у лестницы, возле шкафа для верхней одежды. Снова с головой ухожу в книгу, где все не то, чем кажется, и каждый выдает себя за кого-то другого.

Слава богу, что это вымысел.

Будь все иначе, я заполнила бы уикенд, разъясняя девочкам, как заказывать пиццу, как играть в классические игры типа «Монополии» и «Сорри!». Обучила бы их пользованию такими чудесами, как стиральная машина и сушилка, познакомила с лучшими образцами поп-музыки последних двух десятилетий. А между дел мы посмотрели бы с полдюжины фильмов Диснея, заодно разрисовывая друг другу ногти и листая журналы мод.

Будь все иначе, я бы вернула им детство и юность и дала бы как можно больше за самый сжатый срок, потому что теперь в любой день мы можем узнать про тело, найденное в лесу, и в их жизнь нагрянет еще одна трагедия.

Вместо этого я стою лицом к лицу со своим неверным супругом.

– Привет, – произносит он, засовывая в карман телефон.

Окинув взглядом его джинсы и рубашку-поло, я спрашиваю:

– Не бегал сегодня утром?

Он пожимает плечами:

– День отдыха.

Складываю руки на груди, интересуюсь:

– Какие планы?

Брант смотрит на лестницу.

– Собирался пойти поработать.

Улыбнувшись, муж проходит мимо, поднимается по ступенькам. На ходу достает телефон, смотрит на экран, снова отправляет в карман.

Сколько его знаю, во время работы он всегда включает авиарежим. Ни Интернета, ни вай-фая, ни звонков.

Неукоснительно.

– Ждешь важного звонка? – спрашиваю я.

Он усмехается.

– Что?

– Ты захватил телефон в студию.

Брант разворачивается ко мне всем телом, и я замечаю, что у него слегка раздуваются ноздри.

– Да, действительно. Жду.

Меня охватывает жаром, комната начинает вертеться, но я должна это сделать.

– От Бет? Из Нью-Йорка? – продолжаю я. – О, погоди. Ты же разговариваешь с ней по пятницам, с девяти до десяти, когда меня нет дома. Правильно…

– Ник…

Не хочу, чтобы девочки слышали, поэтому поднимаюсь по лестнице, прохожу мимо него. Если у Бранта осталась хоть капля здравого смысла, то он последует за мной.

Он так и делает.

Как только мы входим в нашу комнату, я закрываю дверь и поворачиваюсь к нему.

Паника не просто написана у него на лице, она высечена.

Он попался. Все кончено. На нашей совместной жизни поставлен крест.

– Когда ты собирался мне сказать? – спрашиваю, стараясь не заплакать.

– Когда решу, что ты готова услышать правду, – отвечает он.

– Шутишь? Кто ты такой, чтобы решать, когда я готова?

– Я знаю тебя, Ник, – возражает он. – И знаю, через что тебе пришлось пройти.

– Бога ради, я не какое-нибудь долбаное яйцо Фаберже. – Зажав пальцами виски, на секунду зажмуриваю глаза. – Сколько это продолжается?

Он начинает говорить, но я перебиваю:

– И почему ты посылал ей деньги с моего счета?

– Потому что исчерпал свои сбережения, – говорит Брант, опускаясь на край кровати и обхватывая голову руками. Выглядит он скорее до изнеможения уставшим, чем виноватым. Возможно, необходимость хранить столь страшную тайну в конце концов сказывается и на нем, но мне сейчас все равно.