Алекс Д - Выжившая

Мысленно перематываю время вперед, вспоминая, сколько раз на этой самой кровати… Хватит, Шерри, остановись. Черт, кажется, Оливер говорил мне что-то похожее уже под утро. Надеюсь, после этой ночи он не сойдет с ума окончательно. Это ни в коей мере не смешно и ни грамма не забавно.

Это страшно! Кажется, я подсела на секс с психом, что говорит только о наличии проблем у меня самой, но с проблемами я разберусь позже… Освобождение короткой вспышкой проходит по телу, и я закусываю губы, чтобы не закричать.

Потом я пару минут валяюсь поперек кровати, слепым взглядом уставившись в потолок. Почему-то отсутствие Оливера в постели меня нисколько не беспокоит, не удивляет и кажется совершенно естественным. Просто потому что я догадываюсь, где он может быть, и точно знаю, что найду его там, если решу оторвать, наконец, задницу от кровати. Было бы неплохо еще помыться, позавтракать и позвонить в больницу.

Лениво потянувшись, бросаю взгляд в окно, пытаясь определить который час. Около полудня – это точно. А погода сегодня отличная, обязательно надо прогуляться, пока небо снова не заволокло тучами.

От построения мысленных планов меня отвлекает знакомый рингтон телефона. Перекатившись на другую половину кровати, хватаю с тумбочки вибрирующий мобильник. Мой, ну надо же. Точно помню, что оставила его вчера в своей спальне.

– Да, – отвечаю, успев прочитать высветившееся «Оливер Кейн» на экране. Интересно, а у Дилана есть телефон? Хотя зачем он ему? Звонить самому себе – это за гранью даже для опытного шизофреника.

– Ты смеешься? – после секундного молчания сексуально-низким голосом спрашивает Кейн. – Хорошее настроение, Шерри?

– Неплохое, – смущенно признаюсь я. Пригладив растрепавшиеся волосы, сажусь, прислоняясь спиной к изголовью, скромно прикрываю колени одеялом. – Спасибо, что принес мой телефон.

– Я сделал это больше для себя. Знал, что ты проваляешься до обеда и доберешься до него не сразу, – искрящимся от улыбки голосом отвечает Оли.

– Ты хотел сказать мне что-то важное? – хитро уточняю я.

– Очень, – он хрипло смеется, снова будоража мое ненасытное тело. – Хотел спросить, что ты делала, когда проснулась, Шерри?

Что? Как он… Мое лицо мгновенно вспыхивает, и я машинально оглядываюсь по сторонам.

– У тебя камеры в комнате, – спрашиваю едва слышно, продолжая шарить взглядом по каждому углу спальни.

– Нет, но твой вопрос и интонация навели меня на мысль, что ты… думала обо мне. Да, Шерри? – чувственные вкрадчивые нотки в голосе вызывают бунт мурашек на горящей коже. Я что-то невнятное мычу в трубку. – Тебе понравилось? Хочешь, я приеду, и мы повторим вместе?

– А ты разве не дома? – ляпаю я, прежде чем успеваю подумать. Черт, ну ты идиотка. Так он и сказал тебе: Да. Детка, подмойся и загляни на чердак, поиграем в ролевые игры.

– Если бы я был дома, то вряд ли стал звонить, – очень искренне сожалеет Оливер. – Мы бы нашли чем заняться помимо разговоров, – и снова вздох, полный разочарования. – Но, увы, у меня через сорок минут встреча, которую никак нельзя пропустить.

– Важный партнер? – уточняю из вежливого любопытства.

– Нет, новый автор. Давно пытаемся переманить его из другого издательства, и, кажется, на этот раз все удастся, – деловитым тоном сообщает Оливер. Удивительно, как правдоподобно у него получается сочинять. А ведь даже не соврал. Действительно автор, действительно новый. И рукопись есть. Сорок минут, значит. Отлично. Время есть…

– А мне когда ждать новый материал для обработки? – придаю голосу серьезность, хотя так и тянет нервно хихикнуть.

– Давай прервемся на пару дней, а дальше решим, – после недолгой заминки отвечает Оливер.

– Что-то произошло… – сбиваюсь, кашляю и продолжаю. – С автором, то есть с Диланом возникли сложности?

– Нет, небольшое недопонимание.

– Ладно, – прикусив язык, чтобы не ляпнуть лишнего, киваю я. – Значит, буду бездельничать.

– Не забудь позавтракать. Я распорядился, чтобы повар приготовил тебе омлет с ветчиной и овощами. Ты очень мало ешь.

– А ты замечаешь, сколько я ем? – удивляюсь и прижимаю ладонь к заурчавшему животу. Как он интересно распорядился, если никто из прислуги не говорит по-английски?

– Я замечаю все, что касается тебя, Шерил, – понизив голос, низким тембром проговаривает Кейн, заставляя меня беспокойно ерзать. На заднем фоне раздается шум, похожий на хлопок двери. – Извини, милая, я позвоню тебе позже, – прощается он. Прежде чем в трубке раздаются гудки, я успеваю отчетливо услышать раздраженный женский голос и стремительный цокот каблуков о твердую поверхность. И то, и другое, без сомнения, принадлежит Гвендолен Кейн.

Он что, действительно в офисе? И почему, черт побери, мне так некомфортно от его ласково-интимного «милая».

Оставляю последние мысленные ребусы, благоразумно решив не тратить и без того измученные извилины на бессмысленный поиск ответов, а заняться чем-нибудь приятным. И начну, например, с горячего душа и желательно в своей комнате.

Спускаясь спустя некоторое время на кухню, я надеюсь заставить неуловимого повара, но настенные часы показывают час дня, а на столе меня ждет обещанный все еще теплый омлет, который предстоит съесть в одиночестве. Я не расстроена, разве что самую малость.

На протяжении нескольких лет каждое утро я готовила завтраки на две персоны: для себя и мамы. Она сидела напротив и ела все, что оказывалось в ее в тарелке, до последней крошки, потом мы пили кофе, пока я рассказывала, что у меня запланировано на день. При желании можно легко представить, что она сейчас здесь, рядом со мной. Я даже могу говорить с ней, делиться секретами, о которых скромные дочери молчат… ничего ровным счетом не изменится. Мама не ответит. Она не произнесет ни слова и будет смотреть в окно, выходящее на заросшую лужайку миссис Блум.

– Мэри жаловалась на днях, что ее триммер сломался, – скажет мама, поставив пустую чашку. Затем поднимется из-за стола и, не отрывая взгляд от злосчастной лужайки, составит тарелки в раковину и примется тщательно мыть. – Руби, как думаешь, будет удобно, если Бен поможет Мэри с газоном? – спросит знакомым до оскомины тоном, аккуратно вытирая посуду полотенцем.

– Миссис Блум будет рада помощи, – произнесу отрепетированную десятки раз реплику.

– Тогда забеги к ней перед занятиями, передай, что Бен зайдет в субботу. И не забудь сосиски для Сэма.

– Хорошо, мам, – каждое гребаное утро отвечаю я, глотая безмолвные слезы.

Нет, я не хочу представлять. Не хочу притворяться, что скучаю, и лгать себе, что мне не хватает этих завтраков в компании с отрешенным манекеном, отдаленно напоминающим мою мать.

Есть особая прелесть в настоящем, реальном одиночестве. Оно не причиняет боль и не несет разочарования, не отбирает надежду. Каждое утро… Каждое утро я жду, что мама изменит сценарий, хотя бы одну чертову фразу, или просто посмотрит на меня и увидит. Меня увидит. Меня.