Питер Мэй - Локдаун

– Может, она просто не отвечает на звонки. Можно поехать к ней.

– Она живет на Собачьем острове.

– И что?

– Прессе не позволили об этом писать, но туда нельзя проникнуть. Остров отгородился от остального Лондона. Маленький кусочек свободного от гриппа города, и тамошние жители хотят, чтобы так и оставалось.

– Но вы же полицейский.

– Я могу быть хоть королевой, разницы никакой. Если мы попытаемся проникнуть на Собачий остров, нас пристрелят.

– Это больше похоже на Дикий Запад, чем на лондонский Ист-Энд, – сказала доктор Кастелли, на мгновение нахмурилась, а потом ее лицо озарилось просветлением. – Я знаю, как туда пробраться.

– Вы никуда не поедете, – заявил Макнил. – Тем более на Собачий остров.

Доктор Кастелли передернула плечами.

– Тогда попробуйте найти собственный способ. – Макнил глянул на нее исподлобья, но она лишь улыбнулась. – Доверьтесь мне. Я ведь врач.

Но Макнил не улыбнулся в ответ. Саманта Лукер тоже была доктором. Эми доверилась ей, а теперь исчезла. И Макнил не мог себе представить никакого иного способа узнать, что с ней произошло. Он повернулся к доктору Кастелли.

– Ладно. Выкладывайте.

В повести в стихах «Тэм О’Шентер», написанной шотландским поэтом Робертом Бернсом, одноименный герой видит юную деву в одной короткой рубашке, танцующую под дьявольские напевы в полном призраков церковном дворе. «Ах ты, Короткая рубашка!» – восклицает он, тем самым навлекая на себя сонмище ведьм и колдунов. По-шотландски «Короткая рубашка» звучит как «Катти Сарк». Именно так называется самый знаменитый торговый клипер, когда-либо бороздивший моря. «Катти Сарк», с любовью восстановленную в прежнем величии, ежегодно посещают миллионы туристов. Теперь она стояла в тягостной темноте у причала в Гринвиче, в пятистах милях от того места, где впервые вышла в море, – в Дамбартоне на реке Клайд.

Макнил оставил машину на Гринвич-Черч-стрит и вместе с доктором Кастелли поспешил мимо вздымающихся вверх мачт клипера, по ведущей к гринвичской пристани широкой площади, к заметной издалека красной кирпичной ротонде у входа в гринвичский пешеходный туннель. Всего в четырехстах ярдах к северу в медленных водах Темзы отражались огни Собачьего острова. У набережной на том берегу выстроились в ряд дома и горели фонари жилого квартала «Сент-Дэвидс-Сквер». Так близко. Буквально рукой подать. И все же Макнил считал это расстояние непреодолимой пропастью. Он знал, что на крышах засели снайперы и наблюдают. И хотя никого пока еще не застрелили, такой вариант нельзя было исключить. Макнилу не хотелось стать первым.

Купол ротонды был застеклен как зимний сад, и днем солнечный свет заливал лифтовую шахту и спиральную лестницу, ведущую вниз, в туннель. Сегодня от сотен стеклянных панелей отражался лишь тусклый свет с неба, а внутри все было погружено в глубокий мрак. В туннель вели два входа. Один был полностью закрыт тяжелой стальной дверью, выкрашенной в черный. Другой перегорожен стальной решеткой с высокими острыми зубцами наверху. Между притолокой и зубцами оставалась щель меньше метра высотой.

Макнил с опаской оглядел калитку.

– Предположим, я сумею перелезть через решетку, не оторвав себе яйца, но где гарантия, что смогу вылезти на той стороне?

– Потому что там ровно то же самое, – сказала доктор Кастелли. – Как две капли воды. Две ротонды. Викторианцы были ярыми приверженцами симметрии. – Она на мгновение умолкла. – Хотя, строго говоря, следует говорить об эдвардианцах. Потому что туннель открылся только через год после смерти королевы Виктории. Но спроектировали его и строили во время ее правления, так что можно спокойно назвать и викторианским.

Макнил посмотрел на нее со смесью восхищения и раздражения.

– Откуда вы все это знаете?

– Видите ли, когда я впервые приехала в Лондон, то изучала его, как все туристы. Гринвичский пешеходный туннель входит в обычный туристический маршрут.

– Надо полагать, вы знаете и его длину.

– Шестьдесят метров, – тут же выдала она. – Высотой он два семьдесят, а на стенах больше двухсот тысяч плиток. Спросите меня еще о чем-нибудь.

– Я бы попросил вас заткнуться, но не хочу быть невежливым.

Макнил взял фонарик и помог доктору Кастелли забраться на верхнюю перекладину калитки, идущую под зубцами. Чтобы перебраться через зубцы и встать на перекладину с другой стороны, доктору пришлось задрать твидовую юбку, обнажив мускулистые, но изящные ноги.

– Не подсматривать, – сказала она.

Она благополучно перебралась на ту сторону, и Макнил передал ей фонарь через прутья решетки. Он подтянулся, легко перебросил себя через зубцы, спрыгнул рядом с ней и забрал фонарь. Белая, покрытая кафелем стена вела вправо, к двери лифта, молчаливо темнеющего в стеклянной шахте. Слева поднималась в черноту стальная спиральная лестница. Луч фонаря едва проникал сквозь плотный промозглый воздух, влага висела в нем словно дымная пелена.

На пути вниз их поприветствовал запах сырой земли и ржавчины. Лестница закручивалась по внешней стороне шахты лифта. Спуск показался очень долгим. Чем ниже, тем холоднее становился воздух, дыхание вырывалось изо рта белыми облачками. И наконец, у подножия лестницы они свернули в туннель, укрепленный под руслом реки огромными изогнутыми пластинами из кованой стали. Туннель тянулся в кромешную тьму, Макнила и доктора Кастелли окружал арочный, покрытый кафелем проход, а над головами бежала ржавая труба с силовыми кабелями для освещения, которое уже давным-давно не работало.

Туннель слегка понижался, следуя под речным руслом. С крыши сочилась вода, собираясь в лужицы на бетонном полу. Шаги и дыхание отдавались эхом и возвращались обратно как призраки тех, кто ходил по туннелю прежде. Холод пробирал до костей, а клаустрофобия стала почти непереносимой.

– Господи, – прошептала доктор Кастелли, – а с экскурсией все выглядело по-другому.

Макнил почти не слышал ее слова. В этой темноте и холоде, под текущей над ними рекой, его почему-то все больше охватывали разочарование и злость. Все вышло из-под контроля. Он больше не занимается расследованием, а просто плывет по течению за потоком событий, которые не мог предвидеть, с которыми не мог совладать. А вместе с разочарованием и злостью он ощутил необходимость ускорить ход событий. И перешел на бег.

– Что вы делаете? – окликнула его доктор Кастелли со спины.

– Нет времени на прогулки, – бросил он через плечо. – Если вы за мной не успеваете, вам лучше вернуться.

– Самостоятельно мне ни за что не выбраться, – крикнула она, и Макнил услышал топот практичной обуви по бетону, когда доктор Кастелли пустилась вдогонку. Фонарь остался у Макнила, и это, видимо, придало ей решимости.