Питер Мэй - Локдаун

Доктор Саманта Лукер лежала лицом в собственной крови, на том же месте, где оставил ее Пинки. Ее компьютер по-прежнему работал, скринсейвер запустил бесконечное путешествие к планетам солнечной системы. Из противоположного угла комнаты на Макнила смотрела черная кошка с белой манишкой и лапами. Видимо, он наступил ей на хвост или лапу, и теперь кошка настороженно за ним наблюдала.

Он резко повернулся – в комнату вошла доктор Кастелли.

– Боже милосердный! – охнула она, увидев кровь на полу, и тут же опустилась на колени, чтобы пощупать пульс Сэм. Потом подняла взгляд и покачала головой. – Уже остыла. – Она потрогала мышцы рук. – Налицо трупное окоченение. Значит, она мертва как минимум двенадцать часов.

Она снова посмотрела на труп. Макнил решил, что обе женщины примерно одного возраста. Да и похожи – телосложением, короткострижеными волосами с проседью. Наверное, по этой причине доктор Кастелли внезапно ощутила, что тоже смертна. Она выглядела потрясенной. В кои-то веки не выдала очередную остроту.

– Надо полагать, это и есть Сэм, – сказала она.

– Видимо, да.

– Тогда с кем целый день разговаривала Эми?

Но Макнил только покачал головой. Она могла разговаривать с кем угодно. Это же текст на экране. Как можно узнать? Он перешагнул через тело и тронул компьютерную мышку, чтобы убрать скринсейвер. И на экране тут же появился тот же диалог, что и на компьютере Эми. Доктор Кастелли встала и посмотрела на экран.

– Видимо, это трехсторонний чат, – предположила она. – Конференц-связь. Только Эми не знала, что существует третий человек. – Она взяла у Макнила мышку, чтобы посмотреть участников чата. – Показывает только Эми и Сэм. Значит, тот человек вошел как Сэм с другого компьютера. Эми понятия не имела, что говорит не со своим куратором.

В конце последнего сообщения Эми настойчиво мигал курсор. «Сэм, вы еще там? Сэм? Поговорите со мной!»

Это был тупик.

– Значит, невозможно узнать, с кем она разговаривала, – сказал Макнил.

– Разве что он до сих пор тут.

Макнил покосился на нее.

– О чем это вы?

– Ну, чат до сих пор открыт. Может быть, призрачный «Сэм» до сих пор в сети.

– И как это проверить?

– Спросить его.

Доктор Кастелли посмотрела на Макнила, подняв бровь, и он понял, что она имела в виду. Придвинул стул и сел за клавиатуру, и лишь тогда осознал, что раздувшиеся как бананы пальцы ни за что не напечатают слова как следует.

– Нет, лучше вы.

Он встал и уступил ей место.

– И что сказать?

Макнил поразмыслил. С кем разговаривала Эми? Логика подсказывала, что это мог быть только Смит. А теперь они знали, что Смит – это Роджер Блюм.

– Здравствуйте, доктор Блюм, – подсказал он.

Доктор Кастелли посмотрела на него и понимающе кивнула. Ее пальцы защелкали по клавиатуре.

«Здравствуйте, доктор Блюм».

Долгое время курсор молчаливо мигал.

– Его там нет, – сказал Макнил.

А потом послышалось «фьють-фьють», возвещая о новом сообщении.

«Мистер Макнил, надо полагать».

Макнил осторожно снял перчатки и велел доктору Кастелли подвинуться. Ему нужен был прямой контакт, как бы это ни было болезненно. Он аккуратно напечатал:

«Да».

«Почему вы так долго?»

«Вас непросто найти».

«И теперь вы меня нашли?»

«Где Эми?»

«А вы не любите ходить вокруг да около».

«Все кончено, Блюм».

«Не говори „гоп“, пока не перепрыгнешь».

«Мы нашли кровь в доме на Роут-роуд. И получили ваше изображение из отражения в очках Чой с фотографии на паспорт. Мы знаем, что домом владеет «Штейн-Франкен». А вас опознал сосед.

«Зато все остальное у меня, мистер Макнил. Кости, голова, костный мозг, все образцы и анализы. А без этого у вас нет ничего».

Макнил уставился в экран. Если Блюм не врет, то это правда. У них ничего нет. Без тела даже нет убийства. Невозможно ничего доказать. А все улики получены нелегально.

– Вот самодовольная гнида! – пробормотала экрану доктор Кастелли.

«В чем дело, мистер Макнил? Язык проглотили?»

Макнил посмотрел на кошку, наблюдающую за ними из дальнего угла. Был бы он лицом к лицу с Блюмом, то запихнул бы ему эти слова обратно в глотку. Но перед клавиатурой он спасовал.

«Ах да, вот еще что. Том тоже у меня. И Эми. Так что, пожалуй, мы можем обменяться».

«Чем?»

«Вы отдаете все остальные улики, какие там у вас есть, в обмен на свою подружку».

– Не верьте ни единому слову этого лживого говнюка, – предупредила доктор Кастелли.

Макнил задумался на пару секунд, прежде чем набрать ответ.

«Где и когда?»

«У Лондонского глаза. И лучше поторопитесь, мистер Макнил. Уже шестой час, нужно покончить с этим делом до конца комендантского часа, когда вы станете просто частным лицом».

Лондонский глаз – это колесо обозрения для взрослых на южном берегу Темзы. Оно возвышается на сто тридцать пять метров, как колесо гигантского велосипеда, состоит из семнадцати тысяч тонн стали и кабелей и было построено в эпоху оптимизма, в честь наступления нового тысячелетия. На нем вращается больше тридцати стеклянных кабинок. С высоты открывается бесподобный вид на Лондон, который ничто не загораживает. До объявления чрезвычайной ситуации пятнадцать тысяч туристов ежедневно выстраивались в очереди к кабинкам. Но с появлением гриппа колесо стало тихим и неподвижным, постоянно напоминая жителям Лондона, что все изменилось. Возможно, навсегда.

Пинки сидел в деревянной будке, посреди битого стекла, и рассматривал панель управления с зелеными и красными огоньками. Все оказалось довольно просто. Никакой мистики. Дети часто мечтают оказаться в подобном месте, получить такое могущество одним движением пальцев. Нажать на кнопку и запустить колесо, нажать на другую – и остановить. Вот эта кнопка открывает дверцу, а эта запирает, каждая кабинка контролируется индивидуально.

Он посмотрел на посадочную площадку, там в стеклянной кабинке были заперты Том и Эми. Пинки заставил Тома внести ее и усадить на овальную скамейку в центре. Теперь это была тюрьма без решеток. Только стекло. Можно ли придумать худшую тюрьму, чем та, из которой видно все вокруг? Из которой всегда видна свобода, постоянно напоминая о ее отсутствии?

Пинки знал, что не выжил бы в тюрьме. Конечно, ему и не предъявляли обвинений. Он убил человека, защищая мать, и в любом случае был слишком юн, чтобы отвечать за свои действия перед законом. Но позже, когда он начал заниматься этим ради удовольствия и ради денег, Пинки знал, что если его когда-нибудь схватят, он покончит с собой. Никогда не позволит запереть себя в замкнутом пространстве на многие дни, недели и годы, как в чулане под лестницей. Его раздавит невозможность вдохнуть свободно.