Питер Мэй - Локдаун

Эми смотрела, как кабинка над ними достигла верхней точки и начала медленно опускаться. Теперь их кабинка гордо висела на самом верху гигантского колеса, через открытую дверцу стегал холодный предрассветный воздух, завывал сквозь спицы и свистел среди кабелей, как живой, словно озвучивая ее страхи.

Колесо резко дернулось и остановилось, кабинка мягко покачивалась в вышине. Они находились на самом верху. Эми не осмеливалась посмотреть вниз. От этого кружилась голова и выворачивало желудок. Она посмотрела прямо перед собой – на Пинки. Он сидел на полу, прижавшись к стеклу спиной, и, похоже, впал в беспамятство. Если кто-нибудь достаточно сильный и мог его одолеть, то именно сейчас. Но Эми ничего не могла сделать. А как только кабинка остановилась, Пинки как будто вернулся к жизни. Он с трудом поднялся, оставив на полу лужу сукровицы, и шагнул к двери. Наклонился и посмотрел вниз, и Эми услышала, как со скрежетом прорывается холодный воздух в остатки легких, когда он вдохнул. Он обернулся и приставил оружие к стенке, а потом с неимоверными усилиями начал подтаскивать Тома к открытой двери.

Эми не сразу поняла, что он собирается сделать.

– Нет! – взмолилась она. – Пожалуйста, не надо. Он же мертв. Он заслуживает лучшей участи.

Пинки поднял голову и на секунду задержал на ней взгляд. Его глаза выглядели удивительно грустными, полными слез и меланхолии. А потом он продолжил свое дело, подтащив тело к самой двери. Встал, пытаясь вдохнуть, и толкнул тело ногой. Том беззвучно полетел в ночь, ударяясь о конструкцию колеса, а потом исчез из вида в темноте.

Пинки забрал оружие и прислонился к стеклянной стене слева от двери. Эми смотрела на него с ненавистью и отвращением.

– Надеюсь, ты будешь гнить в аду.

Пинки попытался ответить, но ничего не вышло, в его горле раздалось только бульканье. Он быстро угасал.

Лодка приближалась к Тауэрскому мосту, доку Святой Екатерины и уродливой бетонной громадине отеля «Тауэр» справа. А слева виднелись переделанные под жилье склады «Колониальной верфи». Совсем недалеко от квартиры Эми, темной и пустой. С устья вверх по реке дул сильный ветер, а прилив нес их вперед. За лодкой поблескивал зеленым кильватерный след, как отражающаяся в воде светящаяся реактивная струя.

Макнил сосредоточился на лежащей впереди реке. Старый вход в Ворота изменников Тауэра заложили кирпичом. А на борту стоящего на якоре корабля-музея «Белфаст» не было заметно признаков жизни, когда они проплывали мимо. По берегам реки разворачивались тысячи лет истории. Галеон «Золотая лань», театр «Глобус», собор Святого Павла и мост за мостом, перекинувшиеся через реку, были живыми свидетелями многих событий, от казни королей до Великого лондонского пожара и германской бомбардировки Блиц. Все человеческие стремления, вдохновение и порок, гений и злодейство, привели к этому печальному концу. Люди заперлись в квартирах и боялись выходить на улицу, из-за какого-то смертоносного организма их жизнь свелась к страху и отвращению.

Макнил повернулся к доктору Кастелли. Пожалуй, настало время посмотреть правде в лицо.

– Так что, по-вашему, случилось? – спросил он. – С Чой и Блюмом.

Она покачала головой.

– Кто знает? В «Штейн-Франкен» пытались создать вакцину, опередить всех остальных. Но многие занимались тем же. Ведь тот, кто начнет производство эффективной вакцины, заработает миллиарды. Один лишь Евросоюз готов в случае пандемии ежегодно покупать вакцины и антивирусные препараты более чем на миллиард евро. – Она посмотрела на другой берег реки. – Но опередить всех в производстве вакцины можно только одним путем – искусственно создав версию вируса, которая будет передаваться от человеку к человеку. Каким-то образом джинн выбрался из бутылки. Видимо, Чой заразилась. Бог знает, как именно. Вместе со своим классом она поехала на октябрьские каникулы в лагерь «Бег и плавание» и невольно заразила сотни детей.

Доктор Кастелли судорожно вдохнула.

– Так получилось, что дети – самые эффективные инкубаторы и переносчики болезни. Большинство взрослых заразны сразу после появления симптомов и четыре или пять дней после. А дети переносят вирус шесть дней, пока не появятся первые симптомы, и заразны еще три недели после. Прямо ходячие бомбы замедленного действия. Никто не знает, почему так, но дети заражают всех, с кем встречаются, – разговаривают, кашляют, чихают. Стоит дотронуться до того, к чему прикасались они, и вы заразитесь. Инкубационный период обычно занимает от одного до трех дней, и человек в среднем успевает заразить одного и четыре десятых человека. Но дети куда более успешны в этом, в закрытых сообществах разнося вирус как лесной пожар.

– Значит, школьный лагерь с парой тысяч детей – самое неподходящее место, в какое можно послать инфицированного ребенка? – уточнил Макнил.

– Если вы биотеррорист, то трудно выбрать лучший сценарий.

– Но «Штейн-Франкен» не биотеррористы.

– Нет, они всего лишь пытались подзаработать. Но вместо этого устроили бойню, которую совершенно не ожидали. Миллионы людей умрут, потому что кто-то каким-то образом напортачил. И Чой была живым доказательством этого. Уничтожив ее, они уничтожили бы и все улики.

Макнил заставил себя сфокусироваться на словах доктора Кастелли, проследить за ее логикой.

– Не понимаю. Ведь если у нее был тот же вирус, что и у всех остальных, это ничего не доказывает.

– Нет. Ее вирус был другим, мистер Макнил. Вы сами сказали, что в лаборатории утверждали, будто та версия H5N1, которая была у Чой, создана путем генной инженерии.

– Верно.

– А значит, отличается от той, которая заражает всех остальных.

– Как такое возможно?

– Потому что вирус мутировал. – Доктор Кастелли повела плечами, словно это самое естественное, что может случиться в мире. Хотя так оно и есть. – Вирус гриппа постоянно мутирует – антигенная изменчивость, реассортация, рекомбинация. Именно по этой причине вакцина «Штейн-Франкен» и не работает. Естественно, они знали, что вирус будет мутировать, но не думали, что так сильно. А мы понятия не имели, что убивающий всех вирус произошел из созданного человеком. – Она покачала перед Макнилом пальцем. – Но есть кое-что еще. Мы знаем, что Чой была эпицентром пандемии, и если сумеем сравнить ее вирус с тем, который использовала «Штейн-Франкен» для производства вакцины, то совершенно точно узнаем, откуда он взялся. Это прямо как отпечаток пальца. Теперь понимаете? Вот почему им пришлось от нее избавиться.

Они проплыли мимо паба «Кингс рич», впереди нависал мост Ватерлоо, а слева был артцентр Саутбэнк. Они уже видели Глаз на фоне черного неба – темный, молчаливый и неподвижный, от него отражались городские огни, рядом с ним здания на южном берегу реки казались карликовыми. Макнил никак не мог знать, что Эми заперта в самой верхней кабинке, и держит ее там человек, которого он вытащил из горящей машины на Ламбетском мосту всего пару часов назад. Зато точно знал, что когда они минуют Королевский фестивальный зал и пройдут под Хангенфордским мостом, их будет видно человеку, стоящему у Глаза и наблюдающему за рекой. Однако Блюм не ожидает, что они приплывут на лодке. Он будет по другую сторону Глаза следить за дорогой. Если они выключат мотор и приблизятся к причалу бесшумно, то смогут застать и Блюма, и его сообщника врасплох.