Эрин Келли - Каменная пациентка [litres]

Слова вырываются из меня прежде, чем я могу их сдержать:

– Я видела, как ты выудил пакет из гребаной помойки! Я знаю, что она дала тебе деньги.

Я бы отдала все свое имущество за машину времени, которая отвезла бы меня на пять секунд назад. Джесс открывает рот и снова закрывает его. Открывает и закрывает. Открывает и закрывает. В ужасе я наблюдаю за ним, мысленно прокручивая варианты.

– Ты следила за мной?

Я не забираю своих слов обратно, а он не отрицает сказанного мной. Дело сделано, это прозвучало.

Человек в халате и тапочках неподалеку от нас выпускает клуб пара из своего вейпа, и тошнотворный черничный запах скручивает мой желудок еще сильнее.

– Я отвезла ее со станции. Она не хотела, чтобы ее кто-нибудь видел. Хелен не может больше водить сама, у нее дерьмовое зрение.

– «Хелен»? Теперь ты зовешь ее «Хелен», да? Откуда она вообще взяла твой номер?

– Мне нужно было с ней связаться! – Я сознаю, что это звучит как истерика, моя безумная речь сейчас перейдет в нервный смех. – Чтобы проверить, не собирается ли она обратиться в полицию. Господи, Джесс, а чего ты ожидал от меня?

Я сейчас почти кричу; вейпер, любитель черники, чуя скандал, навострил уши и потихоньку подбирается поближе, и я понижаю голос и придвигаюсь к Джессу, ощущая запах несвежего перегара в его дыхании под терпким ароматом сладкого чая. – Если бы она пошла в полицию, Хонор обо всем бы узнала, и ты знаешь, что было бы дальше. Ты знаешь.

Его губы такие белые, будто под кожей в них кости. Я знаю Джесса с разных сторон, как никто другой, но никогда не видела его в такой ярости, как сейчас. Он почти не может подобрать слов.

– Ты в сговоре с этим… чудовищем! Выходит, я даже не знаю тебя по-настоящему. Не могу поверить, что доверял тебе. Ты говоришь об уважении к тому, что между нами было, – возможно, мы больше и не пара, но я все равно думал, что мы… союзники. Не могу поверить, что ты так со мной поступаешь. Я не могу… это худшая вещь, что ты могла сделать!

– А что делаешь со мной ты? Ты знаешь, через что я сейчас прохожу. Если бы ты когда-нибудь любил меня, то не расстраивал бы ничем подобным.

– Знаешь что? Пошла ты на хрен, Марианна. – И если то, что я назвала Хелен по имени, оскорбило Джесса, то его обращение ко мне иначе, чем «малышка», и вовсе проделывает во мне дыру. Через дорогу потрескивают ожившие рации, и бригада «Скорой помощи» срывается с места.

– Я никогда не думал, что ты изменишь своим принципам так легко, – продолжает он. – Ты такая же, как она, только прячешься за Хонор, а не за своей карьерой или чем-то вроде того! Знаешь что, я хочу рассказать твоей драгоценной девочке всю правду о тебе. Я расскажу твоей дочери, какая ты на самом деле двуличная сука. На что ты способна. Посмотрим, как тебе это понравится!

– Ты не можешь так поступить! – восклицаю я. – Она этого не заслуживает.

В ответ Джесс кивает в сторону гериатрической палаты. В его силах разрушить тридцать лет молчания за несколько секунд.

– Джесс! – Коллеги выкрикивают его имя на всю округу. Джесс пристально смотрит мне в глаза, сопротивляясь зову сирены, пока женщина-водитель не повторяет его имя трижды.

– Черт побери, Джесс, – ворчит она, когда он, нахмурясь, забирается на пассажирское сиденье. – Что с тобой творится в последнее время? Соберись, товарищ.

Он не сводит с меня глаз, даже когда дверь захлопывается.

– Мам?…

Я резко оборачиваюсь. Хонор стоит позади меня с заплаканным лицом, и в течение одной тошнотворной секунды я думаю, что она все слышала.

– Мам, бабушка очнулась!

Она берет меня за руку. У меня есть время на один взгляд назад. Взгляд Джесса, когда машина «Скорой помощи» отъезжает, неотступно устремлен на меня и мою дочь, и если бы взгляды могли убивать – этот пронзил бы наши сердца одной стрелой.

Сегодня пасмурное воскресенье, первое декабря. Я нервничаю перед поездкой в Ипсвичскую больницу, опасаясь снова столкнуться с Джессом. Он затих со вчерашнего дня, и я понятия не имею, что это значит.

Моя кожа зудит, когда я наконец выбираюсь из квартиры, из этого дерьмового здания, наполненного призраками. Я бы не отказалась искупаться, но Джесс отравил собой всю воду в бассейне. Я всерьез подумываю о том, чтобы провести все дни, оставшиеся моей матери, в отеле «Око». Такое чувство, будто Джесс изгнал меня из моего же дома во второй раз.

Я нахожусь в десяти милях от Настеда, когда музыка по радио прерывается телефонным звонком, и на приборной панели высвечивается имя Джесса.

– Я скоро буду там. – Я различаю пьяные нотки в его голосе, хотя сейчас еще только закончился обеденный перерыв.

– Будешь где? – Я не могу разобрать фоновый шум на стороне Джесса за гулом собственного двигателя. Гомон толпы и помехи, шипение. Далекий ритмичный лязг.

– Где живет Хонор. – Он называет ее улицу, затем дом. Я проскакиваю мимо знака «Уступи дорогу», не сбавляя скорости, не замечая белого фургона, и эффект Доплера от его отчаянного сигнала стреляет мне в ухо запоздалым предупреждением. – Я выследил ее.

О чем он говорит? Джесс был на смене, когда Хонор вчера вернулась поездом в Лондон, и никак не мог проследить за ней до дома. Мое сердце бешено колотится, и я осматриваю обочины в поисках места, где можно встать.

– Она вываливает все это в Интернете, не так ли? «Вот моя утренняя пробежка, вот моя автобусная остановка, вот мой колледж, бла-бла-бла, я живу под стеклом».

Я наконец останавливаюсь, заехав двумя колесами на траву. Теперь я слышу его четко.

– Джесс, ну что ты делаешь? – Мой голос звучит покровительственно-по-родительски, словно я разговариваю с малым ребенком, но альтернатива этому – только вопль ужаса. – Оставайся там, где ты есть, я подъеду и заберу тебя, и мы все обсудим.

Начало его ответа теряется в визге, в котором я распознаю торможение поезда. Я успеваю расслышать лишь конец фразы:

– … Я давал тебе все шансы. Дела говорят яснее, чем слова.

Шипение открытой жестянки, бульканье. Искаженный голос, объявляющий что-то на заднем плане, подсказывает мне, что его поезд сейчас на станции. Вагон слишком переполнен, судя по шуму толпы, чтобы быть на одной из второстепенных веток. Если Джесс в Ипсвиче, может, мне удастся его догнать.

– Я достану деньги. Сойди с поезда, Джесс! – Мы оба знаем, что я не могу. Это воскресный день. В банкоматах лимит на снятие наличных, даже если бы у меня имелись деньги на счету. – Какие-то деньги я достану в любом случае.

– Дело вовсе не в деньгах. Это расплата. Ты встала на сторону Гринлоу. Единственный человек в мире, которому я… Ты не могла сделать ничего хуже.

– Сейчас же возвращайся домой! – Отчаяние делает меня изобретательной. – Сойди на следующей станции, и я подхвачу тебя в Диссе или в Даршеме, где ты там будешь. Подброшу до Ипсвича, если желаешь. Или вернемся в мою квартиру. В мою постель. Ты ведь этого хочешь? Ты можешь вернуться, ты можешь делать со мной все что пожелаешь, только, пожалуйста, не говори Хонор. Не делай ее разменной пешкой в этой игре!