Люсинда Берри - Я не сойду с ума

Я махнул в сторону уголка для еды, ее любимого места в доме.

– Сделай себе чашечку чая и посиди, пока они не закончат.

– Тебе сделать чай? – спросила она с облегчением.

– С удовольствием. Чуть позже.

Я не ждал, что она ответит. Я схватил дневник младенца из машины и бросился обратно внутрь. Какая-то часть меня решила, что его надо сохранить. Я все время убеждал себя, что то, что Ханна все это написала, не означало, что она так и делала, что она сделала что-то плохое. Но после того, что я услышал и увидел, единственное осмысленное объяснение содержалось на его страницах.

Я быстро вернулся вниз. Доктор Чэндлер играла с Джейни на полу в куклы. Все молчали. Пайпер сидела на диване, где я ее и оставил. Я передал ей дневник.

– Я нашел это в вещах Ханны. Вы должны это прочитать.

– У вас есть дети? – спросила я главного психолога, доктора Спэнс, ерзая на своей кушетке и прижимая колени к груди. Мы встречались по нескольку раз в день, всегда в одних и тех же позах.

– Вы полагаете, это важно?

Она сидела на стуле с прямой спинкой, скрестив лодыжки, держа блокнот на коленях. У нее всегда было серьезное лицо. Я ни разу не видела ее улыбки. Интересно, она со всеми такая или только со мной?

– Вы не можете знать, каково это, быть родителем, если у вас нет детей, – еле слышно пробормотала я.

Наши сеансы причиняли боль, но мне у нее нравилось: в кабинете было окно. Мало где в отделении были окна. И неважно, что почти весь вид занимало здание напротив, я видела кусочек неба, а пока я видела небо, была жива надежда. Когда я вошла сюда впервые, я не могла оторвать взгляда от окна. Тогда она разрешала мне смотреть на небо. Теперь нет

– Вы говорили, что Коул плакал. Может, продолжите с того места, на котором остановились?

У нее были широко поставленные очень светлые глаза и плоское лицо, идеально скрывающее любые эмоции.

– Я просто хотела, чтобы он уснул. Как же долго я этого хотела, – тогда казалось, что плач не прекратится, он не начнет спать. Дни тянулись долго, ночи – еще дольше. – А потом он уснул. Он наконец начал спать.

– Это, наверное, было прекрасно, – улыбнулась она.

– Ужасно.

– Почему? – спросила она удивленно.

– Я не могла уснуть, – голос у меня дрогнул, я говорила еле слышно – Это был кошмар. Я так хотела отдохнуть. Но я не могла уснуть. Просто не могла.

Я ворочалась ночь напролет. Даже если мне удавалось задремать, я снова подскакивала через пару минут. Я не могла проспать больше часа подряд. Жестокая пытка, когда очень устаешь и не можешь спать.

– Тогда и начались видения?

Она знала о видениях? Когда я успела рассказать?

Как много у меня провалов в памяти.

Я кивнула.

– Первое пришло, когда Коулу была неделя. А может, уже две недели. Не могу вспомнить. Все как в тумане.

Разум возвращался так же, как покидал меня: медленно, по частям. Это был очень тяжелый день. Это я четко помнила. Я совсем не спала, Коул плакал много часов подряд, Джейни кричала в гостиной. На комоде рядом с пеленальным столиком лежали ножницы. Вдруг я очень ясно ощутила их присутствие в комнате. Раньше я такого не испытывала.

Странный голос ворвался в мои мысли и прошептал: «Возьми ножницы» – и тут же последовала картинка, как я втыкаю ножницы Коулу в грудь. Казалось, что ножницы овладели моим разумом. Напевая «Не смотри на ножницы», я подошла к комоду, взяла ножницы на вытянутую руку, словно они могли обжечь, поднеси я их слишком близко. Я медленно прошла на кухню и убрала ножницы. Только спрятав их в ящик, я смогла почувствовать себя в безопасности.

– У вас были еще видения? – спросила доктор Спэнс.

– Да. Каждый раз, проходя с Коулом в дверь, я видела, как он ударяется головой о косяк. Я боялась, что мы не пройдем в дверь и он ударится головой. Иногда мне казалось, что у него взрывается голова, когда Кристофер поднимал его высоко, таким странным образом пытаясь успокоить. Мне казалось, его позвоночник с хрустом ломается. Иногда я не могла этого выносить и просила Кристофера прекратить.

Видения приходили как кадры фильма. Чем больше я старалась от них избавиться: тем чаще они приходили.

– Вы кому-нибудь об этом рассказывали? Кристоферу? Элисон?

– Нет.

Да и как я могла рассказать? Видения, как ты закалываешь собственного младенца; плохо сочетаются с любовью к нему а я любила Коула всем сердцем. Я боялась, что с ним что-нибудь случится. Жутко боялась. Я заранее продумывала любую опасную ситуацию, каждая в картинках разворачивалась у меня в голове. Я никому не могла доверить его безопасность, даже Кристоферу.

– Вы еще думали о своем диагнозе?

Я покачала головой. Психиатр объяснил, что у меня был психотический срыв на фоне послеродовой депрессии. Он сказал, что я не могла этого предотвратить, что срыв стал результатом ряда неподвластных мне биологических факторов: нехватка сна, гормональные изменения, генетическая предрасположенность, – но я все еще ощущала ответственность за содеянное. Не важно, сколько терапевтических бесед со мной проводили, сколько лекарств в меня вкачивали. Я пыталась утопить Джейни.

– Психиатр сказал, что все, что я видела или чувствовала, было галлюцинацией, но он ошибается. Не все. Что-то было реальным, – я сделала глубокий вдох, потом продолжила. Она должна знать правду – Сильнее моих мыслей меня пугала Джейни. Я не хотела, чтобы она приближалась к Коулу. Кристофер думал, я все время на нее раздражаюсь просто потому, что очень устала. Но Джейни действительно могла причинить Коулу боль, если бы у нее был шанс. Это не было иллюзией, сколько бы лекарств вы мне ни ввели. Я не передумаю.

– В том-то и проблема. Ханна. Вы не можете сейчас доверять своему разуму – перебила она меня.

Люк пододвинул мне альбом. Даже не глядя на обложку, я знала, что это. Я столько раз его читала.

– Этот дневник использовали в качестве доказательства?

– Да.

– С какими мыслями вы его читали?

Как объяснить ему, что все, что я читала, никак не соотносилось с той женщиной, которую я знала? Он видел перед собой женщину последних нескольких месяцев, она была чужой. Это не Ханна. Но сейчас мне не придется ничего объяснять.

– Я не могу обсуждать записи, пока дело о защите ребенка не закрыто, – в точности процитировала я своего супервизора.

Ему пришлось изменить тактику.

– Что вы сделали с дневником?

– Я передала его лицам, занимавшимся делом Бауэров.

– Вы рассказали Элисон, что прочитали в дневнике?

– Нет.

– Почему? Разве у нее нет права знать?

– Я подумала, что Ханна ей все рассказывала, они были очень близки. Больше, чем сестры. Они были лучшими подругами, а лучшие подруги все рассказывают друг другу, даже самое ужасное, так что я подумала, что она уже все знает.