Люсинда Берри - Я не сойду с ума

Я прошел в спальню и сел на краешек кровати. Как я смогу сегодня уснуть? Без нее все казалось неправильным: дети у Элисон, Ханна в больнице в городе Колумбус.

Когда прибыла психиатрическая бригада, я умолял отвезти ее в «Вортингтон Пресбитериан». Это всего в двадцати милях от Кларксвилля, а оставаться в «Нортфилд Мемориал» ей было нельзя. Нахождение в психиатрическом отделении в тайне не сохранить, а мысль о попадании в такое место приведет ее в ужас, когда ей станет лучше. Я должен был защитить ее репутацию и карьеру. Она бы сделала для меня то же самое.

Пол спальни был завален семейными фотографиями и альбомами. Ханна разложила их аккуратными стопками и то и дело перебирала, каждый раз приходя в такое же возбуждение, как и впервые. Не надо, чтобы они глазели на нее. когда она приедет домой. Я принес из гаража пустую коробку и все убрал. Когда все устаканится, я их переберу. Может, некоторые можно сохранить, но сейчас их надо было просто убрать подальше. По возвращении домой меньше всего ей стоило их видеть. Я стал разбираться.

Фотографий было много, все поврежденные, тем или иным жутким способом лишенные лиц. Смотреть на это было тяжело. Я принялся стопку за стопкой запихивать их в коробку. Под последней стопкой обнаружился дневник младенца, который Элисон подарила нам на вечеринке перед рождением. Я и не знал, что Ханна его вела.

Обложка была очень красивая, с яркой надписью «Твой первый год» и фотографией Коула в прозрачном кармашке. Я пролистал первые несколько страниц, записи начинались с того дня, как мы приехали домой из больницы. Обычные вещи: вес, длина, ширина, – а еще отпечаток пяточки и браслеты из больницы. Она записывала все почерком с завитушками, и все выглядело очень нарядно. Всю информацию она сопровождала пометками, вроде: руки – самая большая часть тела, тебе не понравилась проверка слуха, ты плакал при виде медсестры Джуди. На следующей странице было письмо, которое она написала Коулу. Такое способна написать только молодая мать, безнадежно влюбившаяся в созданную ею новую жизнь.

Но скоро все изменилось. Поменялся почерк. На смену округлым буквам пришли беспорядочные торопливые каракули. На каждой странице было отдано маленькое окошко для записей, но ей не хватало места, и она писала поперек и вокруг картинок и анкет на страницах. Она составляла бессвязные списки, писала одно и то же по многу раз.

Вес, набранный при беременности, весь сошел. Другая бы радовалась. Я? Просто еще одно доказательство, что я исчезаю. Кристофер сказал сегодня, что мне надо проявлять больше любви к Джейни. Я не могу. Просто больше не могу. Во мне ее не осталось. Я опустошена. Во мне ничего не осталось.

Я на задворках сознания. Как я сюда попала?

Следующие записи примерно в том же духе:

Я узник в собственном доме. Она следит за мной, куда бы я ни шла.

Она выжидает. Она хочет навредить ему. Я уверена. Читаю это в ее глазах. Черных глазах. Сегодня он плакал, и она крикнула, чтобы мы вернули его. Я хотела ее ударить. Сказать, что это ее надо вернуть.

Я никогда раньше не плакала. А теперь? Я только плачу. Слезы накатывают нежданной волной, расплющивают меня. Я больше не пытаюсь их сдерживать. Это бессмысленно. Пусть текут. Что-то грызет меня изнутри, твердит, что я плохая. Перед ним я изображаю улыбки. Догадывается ли он?

Сегодня она сказала, что ненавидит меня. Не впервые. Раньше было больно. Больше нет.

Сначала записи представляли собой связные продуманные описания ее мучений, но вскоре логика исчезла. Она стремилась создать подробную хронологию всего, что делала Джейни, но у нее не получилось, потому что она все время что-то вычеркивала и переписывала. А потом записи приняли неожиданный оборот:

Я чувствую леденящее дыхание ее демона. Он дышит мне в спину когда я кормлю Коула. Я вижу демона в ее глазах. В кривой ухмылке на лице. Он облизывает клыки, будто хочет сожрать Коула.

Я снова слышала, как она с ним говорит. На другом языке. Латынь?

Она думает, это забавно. Гсверит, он велел ей обмазать какашками стену. Когда тобой овладевает дьявол, сопротивление бесполезно.

Я ошарашенно остановился. Ханна не была религиозной. Родители не водили ее в церковь, даже по праздникам.

Его лапы. Уродливые когти. Они тянутся из нее к Коулу. Они тоже хотят его заполучить. Они не успокоятся, пока он не присоединится. Я крикнула ей держаться от него подальше, она засмеялась.

Надо что-то делать. Они не доберутся до него. Я не позволю. Я его мать. Я должна защитить его. Любой иеной. Во что бы то ни стало. Так надо. Я смогу. Я сделаю это. если придется.

Она выписала сайты о детях, которыми овладел демон. Каждый из них обвела по нескольку раз.

Следить. Должна следить за ней.

Снова звала. Ответа. Нет.

Она перестала ставить даты.

Сегодня я видела ангелов. Я так рада, что они здесь. Без них я не справлюсь.

Их голоса мягкие и добрые. Не как у демона. Коул тоже их слышит.

Он хихикает, когда они шепчут ему на ухо. Я рада, что ему они нравятся.

Последняя запись состояла из одного слова.

Сегодня.

Ханна всегда врывалась к Элисон без стука, но без нее это казалось странным, так что я постучал. Элисон открыла дверь, Джейни вихрем промчалась по коридору.

– Папа!

Я подхватил ее на руки. Я целовал и обнимал ее, всей душой желая пойти с ней на весь день в парк, но я пришел не за этим, и отвлекаться было нельзя.

– Я скучал, – сказал я, снова целуя ее и поправляя хвостик на затылке.

– Входи, – сказала Элисон так же официально, как я себя чувствовал.

Доктор Чэндлер и Пайпер уже были в холле. Обе держали по чашке кофе. Я приехал рано, но это не помешало им меня опередить. Они встретились заранее без меня? Зачем? Что они мне не рассказывают? Все это вгоняло меня в паранойю. Надо успокоиться.

Службе по защите прав детей требовались показания Джейни, и Пайпер сотворила чудо, устроив так, чтобы допрос для суда вела доктор Чэндлер. Она идеально подходила, так как не раз выступала экспертом в судебных делах о жестоком обращении с детьми, и Джейни ей доверяла. Ей она расскажет больше, чем кому-либо еще. Грег увел Кейлеба и Дилана на бейсбольную площадку, чтобы они не помешали беседе. Я оценил его продуманность.

Элисон отвела нас в столовую. Их вкусы в декоре сильно отличались от наших с Ханной, мы все время над этим подшучивали. Мы предпочитали домашний, немного деревенский вид, дом Элисон был холеный и современный. На окнах одинаковые белые занавески, на стене ряд профессиональных фотографий. Когда мы первый раз пришли в гости, я боялся сесть на стулья в столовой, чтобы не испачкать белую обивку или не пролить что-нибудь на пол.