Анна Пляка - Взаперти [litres]

– Иди сюда.

Бет осторожно разворачивает меня спиной, щелкают на запястьях наручники. Так правда было, меня редко освобождали. Опасный преступник. Я не мог даже защитить себя в драке, а сокамерники быстро перестали меня бояться.

– Садись, – говорит Бет. В ее руках парикмахерские ножницы.

Вот теперь я начинаю дрожать так, что стучат зубы. Бет кладет руку на плечо, пытаясь успокоить, но это не помогает. Стягивает резинку с волос, и когда первая прядь падает на пол, я сгибаюсь в рыданиях. Краем рассудка еще понимаю – ничего не случилось, это просто тест, но больно так, словно меня только вчера приговорили к пожизненному. Словно родители погибли только месяц назад. Словно именно сейчас те, кто знал меня, либо отворачиваются, либо исчезли. Меня тянут за плечи, заставляя выпрямиться. Волосы сыплются вниз, щелкают ножницы.

Стоп. Глубоко вдыхаю, цепляясь за звук. Возвращается ощущение ладони Бет на плече, белизна стен – в тюрьме были совсем не такие. А еще в тюрьме мне обрезали хвост одним движением, а после долго брили машинкой. Здесь есть только ножницы.

По щекам еще текут слезы, но я уже успокоился. Бет обходит меня, старается подровнять пряди, жестами предлагает сделать челку. Я киваю, прикрыв глаза. Ножницы щелкают возле лица. Я просто решил сменить образ. Мама сетовала, что я не экспериментирую, – вот, начал. Мама… Рядом должна хихикать сестра в таком же парикмахерском кресле, за ужином мы будем переглядываться и прыскать в ладони, пока отец не поднимет взгляд и не нахмурится, пытаясь понять, что изменилось.

«Мы были в парикмахерской», – объяснит улыбающаяся мама. Тогда он посмотрит внимательней и, заметив наконец прически, рассмеется. Бросит телефон на стол, подойдет, обнимет…

– Готово, – тепло говорит Бет, звякают расстегнутые наручники.

Открываю глаза. Как же больно. Как больно и светло – думать о том, что могло быть. Еще почти что может.

– Мы всегда стриглись одинаково, – улыбаюсь камере сквозь слезы. – Ты помнишь, Электра? Тебе нравится моя стрижка? Надеюсь, да. Ведь даже когда я был в тюрьме, а ты – в больнице, нас обоих обрили. Интересно, что случится на этот раз? Почему ты срежешь волосы?

– Я уже это сделала, – чуть слышно отзывается она. Шуршит вздох, потом смешок. – Забавно. Получается, пока я не подтвержу, считается, что тест не пройден? Какая прелесть! Ну-ка, Эдриан, на что ты готов, чтобы выйти отсюда?

Ну зачем? Почему опять? В такие моменты я ненавижу Электру. Я ведь прошел. Не хочу, чтобы она каждый бокс превратила в подобие второго этажа. Боюсь этого до дрожи.

– Да, ты ненавидишь его. – У Бет такой спокойный голос. – Он не понимал тебя, он вытащил на свет то, чего ты боялась, с чем боролась так долго и с трудом удерживала под контролем. Он хотел увидеть чудовище.

– И он его увидит, – хрипловато, как после долгого молчания, отзывается сестра. – Клянусь, увидит.

– Но ты больше, чем просто чудовище. Ты – это твое желание. И чего бы ни хотели другие, главным всегда будет то, чего хочешь ты.

– Убить его, – шепчет сестра. Смеется. – Ты ведь не это рассчитывала услышать, Бет? Не лезь ко мне, – требует жестко. – Пусть никто из вас не лезет. Я не буду вредить вам специально, просто не злите и не мешайте. Не пытайтесь его защитить.

– Я не могу. – В словах Бет нет вызова, только констатация факта. Если она сейчас возьмется объяснять, почему сестра должна проявить милосердие… Но вместо этого слышу: – Я помню тебя, Элли. Я благодарна тебе. И я хочу увидеть тебя снова.

Мне страшно. Вскидываю голову, собираясь пообещать выполнить любое дополнительное задание. Потому что я здесь не один, и ради другого я могу больше, чем ради себя.

Но сестра фыркает.

– Скажи спасибо Бет, братец. И будешь свободен.

Улыбаюсь. Это я сделаю искренне и с радостью.

Динамики вздыхают, Электра не слишком довольна своим обещанием, но все-таки его держит.

Сначала открывается дверь назад, к нам присоединяется Винни. Окидывает меня взглядом, смотрит в камеру. Молчит. Он ведь понимает, что со мной сделали, что имела в виду Электра. Он не был в тюрьме, но это не мешает ее бояться. Бет осторожно касается моей спины, я вздрагиваю от неожиданности. Похоже, мне нужно побыть одному: сестра нашла слишком болезненное место для удара.

На телефонный звонок не отвечают, и я приезжаю к напарникам домой. Звонить в дверь приходится на удивление долго, наконец слышны шаги. Никогда не думал, что увижу Эзру без рубашки. Он смотрит на меня сонно:

– Заходите.

Напарник ведет меня через гостиную, где на диване спит, раскинувшись, Шон. На кухне полно грязных чашек и тарелок. Единственная чистая вещь – пепельница, на краю которой лежит сигарета. Удивительно все-таки, как стремительно Шон превратил идеальное жилище перфекциониста в логово двух холостяков. Еще удивительней, что он после этого спит на диване, а не выставлен за дверь.

– Он скоро проснется, – хрипло говорит Эзра. Откашливается, смотрит на меня прояснившимися глазами. – Прошу прощения за обстановку. Чай?

– Нет, спасибо, – усмехаюсь. – Мне надо утащить вас на один обыск. Обоих, не очень срочно, но сегодня.

– Куда сегодня? – В проеме появляется Шон. – Эй, начальник, у нас все-таки выходной!

Усмехаюсь, разводя руками:

– У нас есть лежка Ирландца. Разрешений никаких, владельцев можно искать до второго пришествия, так что полезем мы в нее прямо сейчас, потому что до четырех вечера ее нынешних жильцов успешно отвлекает наркоконтроль.

– Ух ты, – впечатляется Шон.

Эзра только смотрит с задумчивым интересом, будто представляет меня нарушающим правила. Я тоже не ожидал, чего уж там, но не воспользоваться наводкой будет глупо. Через десять минут мы уже утрамбовываемся в машину, и я впервые пытаюсь проложить маршрут в обход камер.

Дом торчит практически посреди города, хоть и на южном берегу: недостроенное здание без крыши, в глухом стальном заборе приглашающе зияет дыра. Паркуюсь дальше по улице, где нет риска, что за время нашего отсутствия у машины открутят даже колеса. Я прихватил из департамента перчатки и пакеты для улик, теперь раздаю напарникам.

Ныряем в дыру по очереди, прислушиваемся, но мисс Утка – имя бы у нее спросить, а то неловко выходит – не подвела. В доме никого.

Нас интересует полуподвальный этаж, дверь завалена хламом, ходят, похоже, через разбитое окно. Действуем осторожно, но никаких сюрпризов для незваных гостей местные не оставили. На полу слой мусора, хрустят под ногами использованные шприцы.

– Выглядит как логово наркомана, – бормочет Шон.

– Дороги на руках, – напоминает Эзра. – Наркоман и есть.

– Но он же продавал! Если бы одиночкой был, понятно, но вроде ж нет.

Они переговариваются, я пробираюсь вдоль противоположной стены, оглядываясь и внимательно смотря под ноги. Что-то розовое цепляет взгляд, выцветшее, но все еще яркое на фоне прочих истлевших тряпок. Кряхтя, опускаюсь на корточки, вылавливаю вещицу из мусора.