Клэр Макфолл - Последний свидетель

Мое слушание проходит в городском суде Глазго, в боковой комнате. Ее можно принять за конференц-зал шикарного отеля. Длинный стол, большое окно с видом на другое здание и со вкусом украшенные стены. Сначала там никого нет, кроме меня, доктора Петерсена и охранника, но почти сразу после нас начинают подтягиваться остальные. Приходит человек в костюме с блестящим черным портфелем, наверняка адвокат. Он игнорирует меня, но пожимает руку доктору Петерсену. Потом наступает очень неловкий момент, когда появляются мои родители. Я стараюсь не смотреть на них, но ничего не могу с собой поделать. Отец натянуто улыбается, мама выглядит больной. Наверное, мне надо что-то сказать, но в присутствии доктора Петерсена и адвоката я вдруг стесняюсь. Ерзаю в кресле и смотрю на дверь, ожидая, пока кто-нибудь еще войдет и снимет напряжение.

Кто-то действительно входит. Дверь распахивается, и появляются два колеса. Сначала я не вижу, кто сидит в инвалидном кресле, потому что тот, кто его толкает, суетится, натыкается на двери, чрезмерно помогает и мешает. Я слышу вздох, и очень знакомый голос бормочет: «Я сам».

Дуги. Губы автоматически растягиваются в улыбке, но она застывает на полпути, когда я осознаю, как ужасно он выглядит. Дуги словно усох, сжался в своем кресле. Его щеки впали, а под глазами – темные круги. Волосы тонкие и жирные. Однако он улыбается, когда видит меня, и на секунду отрывается от маневрирования инвалидной коляски, чтобы мне помахать.

Но мы не говорим, потому что прямо за Дуги шагает толстый мужчина с седыми волосами и серьезным выражением лица, должно быть, судья. Он идет прямо к месту во главе стола, и все остальные занимают позиции вокруг него.

Я сижу дальше всех. У меня неприятное чувство, что большая часть разговоров будет вестись на другом конце длинного овала из красного дерева.

– Приступим. – Громкий голос судьи перекрывает бормотание присутствующих, призывая всех к порядку. – Это слушание по делу Хезер Шоу, так? – Он оглядывается, и адвокат кратко кивает. – Хорошо. Сейчас… – Быстрый взгляд на часы. – Одиннадцать сорок семь утра седьмого июля. Присутствуют… – Пока он перечисляет участников, рядом с ним женщина с пышной прической печатает на маленьком ноутбуке, фиксируя каждое его слово. Она не такая собранная, как Хелен; секретарь волнуется и изо всех сил старается не отставать от оживленной речи начальника. – Я – судья Макдауэлл, председательствую на сегодняшнем слушании. Так, с формальностями покончено. С чего начнем?

Мы начинаем с адвоката. Он зачитывает с листа текущий отчет по моему делу. Судья Макдауэлл иногда кивает: либо он уже прочитал доклад, либо был судьей на моем первоначальном слушании – человек, который отдал меня на попечение доктора Петерсена. Надеюсь на первый вариант. Я извиваюсь на своем месте, когда адвокат перечисляет подробности моего первоначального заявления д-ру Петерсену. Каждую деталь, каждое слово. Мои щеки становятся горячими. Если бы речь шла не обо мне, я бы сказала, что человек, который это все наговорил, полный псих, без вопросов. На протяжении всей речи Дуги внимательно слушает, слегка хмурясь, морща лоб. Несколько раз его брови дергаются, будто от удивления, но я не могу понять почему. И не могу спросить.

Наконец выступление закончено.

– Итак, мы собрались выслушать показания Дугласа Флетчера, верно?

– Да, ваша честь.

– Напомните, почему господин Флетчер не выступал раньше?

– После травмы головы он лежал в коме, ваша честь, – сообщил адвокат.

– Весь год?

– Да, ваша честь.

– Как некстати.

Мне хочется засмеяться, поэтому я прикусываю язык так сильно, что глаза слезятся. Судья ухмыляется собственной шутке, но мой смех перерос бы в истерику. «Некстати» – это не то слово, которым я могла бы описать травму Дуги и ее влияние на мою жизнь в последние двенадцать месяцев. «Кошмар наяву» ближе к истине.

– Ваша честь, могу я вас прервать? – Доктор Петерсен заискивающе наклоняется вперед. Мой живот сжимается. Теперь я сожалею о каждой глупости или угрозе, что когда-либо отпускала в его адрес. Даже сожалею о попытке его ударить. Потому что у него есть власть держать меня взаперти, и я сама предоставила ему повод. Я жду, затаив дыхание, как он начнет умащивать судью. Ничего подобного. Судья хмурится.

– Сначала я хочу услышать показания мистера Флетчера, доктор Петерсен, затем вы можете высказать свое мнение. – Он поворачивается к Дуги. – Это официальное слушание, мистер Флетчер, но я бы хотел сделать его как можно более неформальным для вас. Могу ли я звать вас Дуглас?

– Лучше Дуги. – Его голос тише, чем я помню. Интересно, дело в том, что он целый год провел без сознания – мое горло и через несколько дней превращается в наждачку, – или Дуги так же нервничает, как и я? Я улыбаюсь ему, но он не глядит в мою сторону.

Судья Макдауэлл смотрит на него, прежде чем продолжить.

– Дуглас, я собираюсь расспросить тебя о твоей поездке на Черный дольмен в прошлом году. И хочу, чтобы ты ответил как можно подробнее. Мне нужно, чтобы ты помнил: я – судья, и это судебное заседание. Ты должен говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Ясно?

Дуги бледнеет, но снова кивает.

– Тогда начнем сначала. Расскажи мне все события поездки, как ты их помнишь.

Дуги начинает с путешествия, рассказывает судье Макдауэллу о лагере, выпивке, напряженности между Мартином и Дарреном. Странно слышать его версию событий. Как смотреть на мир сквозь цветное стекло. Он упоминает исчезновение Мартина, исчезновение Даррена, странное поведение Эммы. Я закрываю глаза, когда он добирается до финальной драматической сцены на пляже, но это не мешает его словам проникнуть в мое воображение. Я сопротивляюсь желанию заткнуть уши, чтобы не слышать, не переживать все заново. Сегодня я не должна выглядеть сумасшедшей.

История Дуги заканчивается чуть раньше моей. Он описывает, как его дернуло назад, как он почувствовал, будто летит по воздуху. Как мир почернел на целый год. Когда он заканчивает, наступает короткая минута тишины. Кто-то кашляет. Я открываю глаза и вижу, что это мой папа. Мы мгновение смотрим друг на друга, затем я отворачиваюсь.

История Дуги совпадает с моей, за исключением одной или двух мелких деталей. Пары мелких и одной крупной. Он не упомянул призрака, существо. Не объяснил, как пропали Мартин, Даррен и Эмма. Просто так случилось. В середине истории Дуги есть большая зияющая дыра, и я знаю, что доктор Петерсен только и ждет, чтобы ее заполнить.

– Дуглас, меня зовут доктор Петерсен, – начинает он. Дуги кивает, а затем смотрит на меня. Мы переглядываемся, и да, Дуги понимает: доктор Петерсен – мой тюремщик, но, более того, он – затаившаяся в траве змея. Дуги подбирается; он знает, что сейчас будет. – Я хотел бы задать вам пару вопросов, если можно?