Клэр Макфолл - Последний свидетель

Я хочу прыгнуть между ними, закрыть Дуги от хитрых уловок доктора Петерсена, но остаюсь на месте: и так уже предупредила друга, как могла.

– Конечно, – хрипло каркает Дуги.

– Вы говорите, что Даррен Гибсон и ваш друг – Мартин Робертсон? – доктор Петерсен превращает имя в вопрос, быстро сверяясь с записями, – исчезли. Можете ли вы объяснить мне, что с ними случилось?

– Я же сказал. Мартин ушел один, а Даррен исчез из бухты, когда они с Эммой собирали дрова. Хезер была со мной. Оба раза. – Лицо Дуги напряжено. Я благодарно смотрю на него, но он этого не видит.

Доктор Петерсен улыбается.

– Благородно с вашей стороны защищать свою подругу, Дуглас. Но вы здесь, чтобы объяснить нам, что произошло, а не дать Хезер алиби.

– Это правда, – стоит на своем Дуги.

– Вы были с Хезер, когда исчезла Эмма Коллинз, Дуглас?

Ужасная тишина. Она тянется и тянется. Я смотрю на Дуги, но боковым зрением вижу, как судья Макдауэлл хмурится.

– Дуглас?

– Мы все были на пляже.

– Все вместе?

Еще одна неловкая пауза.

– Нет, – наконец говорит Дуги.

– Значит, вы не видели, что случилось с Эммой Коллинз?

Нет. Вот правдивый ответ, но я вижу, что Дуги не хочет его давать.

– Они были всего в ста метрах от меня. Я видел свет фонарика. Хезер пропала всего на несколько минут.

Но и нескольких минут достаточно. Эту мысль я вижу на лицах доктора Петерсена, адвоката. Внимательно изучаю судью Макдауэлла, но его мысли не понять.

– Вы заболели во время поездки, не так ли? – спрашивает адвокат. Дуги поворачивает голову, сбитый с толку вопросом от другого человека. – Извините, Дуглас. Я мистер Томпсон, работаю в прокуратуре. Можете ли вы сказать мне, вы были больны во время поездки?

– Я немного простудился, – замечает Дуги.

– Лишь простудились? В ваших медицинских записях говорится, что вас госпитализировали с опасно высокой температурой, а также травмой головы. Врач заметил, что у вас, вероятно, были головокружение, тошнота, возможно, рвота. Не припомните какой-нибудь из этих симптомов, Дуглас?

– Даже так, что с того? – спрашивает Дуги. – Что вы хотите этим сказать?

Адвокат улыбается, принимая его слова за подтверждение.

– Дуглас, я лишь хочу сказать, что вы, возможно, были настолько больны, что ваша память вас подводит. Принимая это во внимание, наряду с вашей травмой головы, вы…

– Я не лгу, – вставляет Дуги.

Адвокат улыбается шире.

– Я и не утверждаю ничего подобного, – уверяет он Дуги и судью. – Но вы можете помнить вещи иначе, чем они происходили на самом деле. Из-за болезни. Я понимаю, вы хотите помочь своей подруге, но важно, чтобы вы не искажали правду и не заполняли пробелы, даже самые незначительные. Говорить абсолютную правду о том, что вы помните, это лучший способ помочь Хезер.

– Я и рассказываю вам, что случилось, – выплевывает Дуги сквозь зубы. – Я чувствовал себя не совсем хорошо, но не бредил. Я также повредил лодыжку. Хотите сказать, из-за этого у меня тоже галлюцинации случились? Или Хезер сломала ветку, пытаясь убить меня?

– Дуглас, – вмешивается судья Макдауэлл, пытаясь снять растущее напряжение. – Выдохни. Мы все здесь, чтобы попытаться помочь Хезер.

На сей раз я фыркаю от смеха, но так тихо, что вряд ли кто-то заметил. У меня есть только один друг в этой комнате, и я в ужасе от того, что он не выдержит совместного допроса доктора Петерсена и адвоката Томпсона.

– Дуглас. – Доктор Петерсен снова наклоняется вперед, и Дуги поворачивается в кресле-каталке к нему лицом. – Тебе нужно понять, что Хезер больна. – Я надеваю безразличную маску, чтобы никто не видел, насколько мне больно, что меня обсуждают так, будто я вообще не здесь. – Она считает, что в смерти ваших друзей виноват злой дух. Темная тень, которая упала с неба и уне- сла их.

Я задерживаю дыхание, осознавая, что это очень опасный момент. Петерсен только что поставил ловушку для Дуги, очень умную ловушку. Поддержи меня, и ты такой же чокнутый, возможно, мы даже действовали вместе. Не поддержи, значит, я сумасшедшая. А безумные люди делают безумные вещи, например убивают людей. Не поддержи, и я попаду обратно в лапы Петерсена.

Дуги не выбирает ни один из этих вариантов. Он смеется.

Я непонимающе смотрю на него, но Дуги выглядит уверенным в себе.

– Это все история, – говорит он. – Страшилка, которую я рассказал им, чтобы всех напугать. Это выдумка.

– Для Хезер не выдумка, – тихо говорит доктор Петерсен.

Под столом я обеими руками обхватываю подлокотники кресла, игнорируя жгучую боль в правой. Все идет совсем не так, как я хочу. Я хочу говорить, но знаю, что никто не будет слушать. В конце концов, я сумасшедшая.

– Да? – как-то спокойно спрашивает Дуги. Ну да, не его же голова на плахе. Он продолжает, прежде чем Петерсен успевает подтвердить свои слова. – Там не было ни призрака, ни монстра. – Дуги делает паузу, смотрит на меня, смотрит на мое испуганное лицо и мрачно улыбается. – Но там был мужчина.

Мужчина? Я моргаю, но Дуги не ждет, чтобы увидеть мое выражение лица. Он поворачивается и смотрит на судью.

– Я видел мужчину. Несколько раз. Сначала подумал, что он выгуливает собаку на холме, но никогда не видел с ним животного. Ни в первый раз, ни на следующий день, когда он вернулся. Он был там, наблюдал за нами, всего за час до исчезновения Мартина.

– Мужчина? – медленно повторяет судья.

Дуги кивает, а Томпсон одновременно рявкает:

– Как он выглядел?

Сомнение написано на лице адвоката. Дуги не реагирует на насмешку в его глазах, лишь пожимает плечами.

– Не знаю, я не разобрал. Он держался слишком далеко. Я видел лишь силуэт. Он носил темную одежду.

– И вы видели этого человека в тот день, когда пропал Мартин?

– Да. – Дуги коротко, резко кивает.

– Вы видели его после этого? В тот день, когда Даррен пропал без вести?

Дуги кривится.

– Я не уверен. Мы с Хезер добрались до дороги, и мне показалось, что я увидел фургон вдалеке, но к тому времени, когда мы поднялись выше, его уже не было.

– Ты можешь вспомнить какие-нибудь подробности о фургоне, Дуглас? – спрашивает судья.

– Он был далеко, – напоминает ему Дуги.

– Цвет? – мягко настаивает судья. – Размер?

Дуги открывает рот, но доктор Петерсен вскакивает, не давая ему ответить.

– Хезер никогда не упоминала мужчину. Ни разу, ни на одном сеансе.

И все смотрят на меня.

Мои родители – подчеркнуто нейтрально. Судья – с любопытством. Я не могу понять адвоката, а у Петерсена его типичное презрительное выражение. Я концентрируюсь на Дуги, моей гавани посреди шторма. Он смотрит на меня. Чего-то ждет.

Я не знаю чего.

Я делаю единственное, что могу придумать: рыдаю.

Впечатляюще. Громко, потоком, взахлеб. Это не требует усилий: я так измотана, что все равно борюсь со слезами.