Федерико Аксат - Амнезия

В ту ночь я понял, что у меня особенный брат, который умеет придумывать и оживлять целые миры. Мы с тобой всегда были двумя противоположными полюсами. Двумя половинами единого целого.

Теперь я спокоен, потому что принял верное решение. Причины, по которым я это делаю, уйдут со мной в могилу, но я хочу, чтобы ты знал: наш последний разговор здесь ни при чем. Пусть прошлое остается в прошлом. Теперь это не имеет значения. У тебя есть Дженни, чудо и свет твоей жизни. Она Бреннер, как ты и я. Когда соскучишься, ищи меня в ее улыбке. Покажи ей, как важно мечтать, как легко радоваться малому и как спрятаться от древесного человека в крепости, которую сам придумал.

Будь счастлив. Любое горе таит в себе начало новой жизни.

Я знаю, что сделаю больно всем своим близким, и мне самому от этого больно. Но еще я знаю, что ты меня поймешь.

Твой любящий брат Марк.

Я прочел письмо Марка дважды, аккуратно сложил и спрятал в конверт. Харрисон, Боб Берк, Ричард Салливан и Билл Фостер наблюдали за мной с тревогой. Ни дать ни взять врачи на консилиуме. Что ж, у них были причины беспокоиться. Что выкинет наш Джонни на этот раз?

— Марк оставил в сейфе три письма, — сказал Боб Берк. Отец Мэгги был адвокатом и умел обращаться с бумагами. — Одно Дарле, второе Крису Мерфи, третье тебе. Он поменял код сейфа и отправил номер жене по электронной почте. Она не могла понять зачем, пока не узнала, что случилось. Наверное, так Марк давал понять, где лежат письма. Ему почему-то не хотелось оставлять их на виду.

— Он не знал, кто обнаружит его тело, — предположил Харрисон. — Как ты, сынок?

— Более-менее в норме.

— Следователю пришлось его открыть, — объяснил Харрисон, кивнув на конверт у меня в руке. — Так положено.

— Следователю?

— Это формальность, Джон, они обязаны все проверить.

Друзья отца многозначительно переглянулись.

— Тело нашла Дарла?

— Нет, — ответил Харрисон. — Идем, тебе надо выпить чего-нибудь холодного.

Мы впятером перешли в кухню и расселись вокруг стола. Ричард открыл холодильник и налил мне стакан воды.

— Полицию вызвали соседи. Они слышали три выстрела; скорее всего, первыми двумя Марк привлекал их внимание. Дин с ребятами нашли его на полу в кабинете. Окна были открыты. Марк все предусмотрел. Полицейские позвонили Дарле, и она тут же приехала.

— Он избавил ее от самого страшного, — мягко проговорил Ричард.

— А сам ты его видел?

Все члены клуба были примерно одного возраста, но с Ричардом Салливаном время обошлось особенно безжалостно. Голова доктора была совершенно белой, лицо избороздили морщины. Года два назад Ричард бросил курить, но десятилетия злоупотребления табаком успели загубить его здоровье.

— Коронер показал мне тело, прежде чем его увезли, — сказал Ричард. — Твой брат не мучился.

В этом весь Марк, подумал я. Он всегда тщательно планировал свои действия и добросовестно выполнял задуманное; даже самоубийство не стало исключением. Я вспомнил наш последний разговор в «Медитеке». Тогда я ничего не заподозрил, но в голове брата уже наверняка вызревал роковой замысел. Теперь стало ясно, почему Марк открыл мне правду: не хотел, чтобы я видел призраков там, где их нет.

Теперь это не имеет значения.

Причины, по которым я это делаю, уйдут со мной в могилу.

— Как Дарла?

— Нормально, учитывая обстоятельства. У нее была истерика, сейчас с ней подруга.

Четверка снова переглянулась. Они явно хотели что-то сказать.

Что-то еще.

— Что?

Слово взял Харрисон:

— Тимберт со следователем собираются открыть дело. Сами мне сказали. Им стало известно о продаже «Медитека». От Йэна Мартинса, надо полагать. Теперь с этим будут разбираться.

— Странно. Они сомневаются, что Марк покончил с собой?

— Нет. Но ты же знаешь, чем проще дело, тем больше волокиты.

В разговор вмешался Боб:

— У этого Дина Тимберта ни грамма такта. Ему плевать на чувства родственников.

— Не надо, Боб, — предупредил Харрисон.

— При чем тут наши чувства? — насторожился я.

— Назначили вскрытие, — пояснил Харрисон. — Результаты будут в лучшем случае через неделю.

— Разве это законно? Я хочу сказать, если причина смерти и так известна.

— Законно, если имеется почва для разумных сомнений. В нашем случае сомнения микроскопические, но все же они есть. Сказать по правде, тут я согласен с Дином. Я и сам на его месте поступил бы так же.

Для меня этого было достаточно.

Выходило, что из-за следствия похороны Марка откладываются, и мой ошеломленный утратой мозг ухватился за это промедление, как за соломинку. Во мне зародилась безумная надежда, что произошла какая-то нелепая ошибка и Марк на самом деле жив. Как оказалось, потеря родителей нисколько не помогла мне подготовиться к смерти старшего брата. К такому нельзя подготовиться. Марк не мог умереть. Это было немыслимо.

— …против?

Боб что-то сказал. Убедившись, что я не слушал, он повторил:

— Ты же не против?

— Вскрытия?

Боб поерзал на стуле:

— Нет, не вскрытия. Я говорил, что Мэгги хочет приехать и побыть с тобой. Если ты не против, конечно.

Мэгги.

При мысли о ней меня охватило странное чувство. Будто бы радостное и одновременно тревожное.

— Не знаю, — ответил я.

Четверка поднялась на ноги и двинулась к выходу. Боб кому-то звонил. Я сидел за столом, пока Харрисон не заглянул в приоткрытую дверь, чтобы спросить, как я себя чувствую.

Я ответил, что со мной все в порядке и я сейчас подойду. Передо мной стоял пустой стакан. Я впился в него глазами, словно хотел сдвинуть силой мысли.

Когда все разошлись, приехала Мэгги. Едва я отпер дверь, она уронила сумку и обняла меня. Конечно, она спросила, как я, и я сказал, что нормально. За последний час я отвечал на этот вопрос по меньшей мере трижды и знал, что в ближайшие дни услышу его еще не раз.

Мы прошли в гостиную, и я показал Мэгги письмо Марка. Она прочла его, вернула мне и сказала: «Мои соболезнования». В глазах у нее стояли слезы.

Я был спокоен. В сердце образовалась болезненная пустота, которую, как я знал, не получится заполнить ничем и никогда, но вместе с ней крепло незнакомое прежде чувство, для которого еще предстояло найти слова.

— Я верю своему брату. Если Марк это сделал, значит, он не мог иначе. Кто-то другой мог впасть в уныние, поддаться порыву. Кто-то, но не мой брат.

Мэгги осторожно кивнула.

— Ты же видела его в «Медитеке», Мэггс. Марк самый сильный человек из всех, кого я знаю. И самый гордый. Он не мог отчаяться. Это немыслимо. Понимаешь?

Она молчала.

— Отец мог поддаться отчаянию; он убил маму из милосердия, а когда его арестовали, понял, что попал в тупик. Утратил смысл жизни или решил, что без такого отца нам будет лучше. Я никогда не пойму, что творилось у него в голове. Но Марк другое дело. Марка я знал как самого себя.