Федерико Аксат - Амнезия

— Иногда… — Мэгги тщательно подбирала слова, — самым сильным людям достается самая тяжелая ноша.

Причины, по которым я это делаю, уйдут со мной в могилу.

— Я всегда уважал Марка, — сказал я твердо. — Я восхищался им и буду восхищаться до конца моих дней.

— Я знаю.

— Я сделаю то, о чем он попросил меня в письме, Мэггс. Мы больше не будем говорить о лаборатории; не знаю, что случилось с той девушкой, корейцы ее убили или кто-то еще… Но нам лучше об этом забыть. Такова воля моего брата, пусть он и не высказывал ее прямо.

— Джон, по-моему, ты слишком торопишься. Подумай еще.

— Нет. В тот вечер в моем доме ничего не произошло, и Марк ничего нам не говорил. Россу я потом скажу то же самое. А на тебя я могу рассчитывать?

Мэгги кивнула.

— И не переживай, я не наделаю глупостей. — Я заметил сумку, которую она привезла с собой. — Спасибо, что приехала; я знаю, тебя просил отец, но ты не обязана…

— Отец меня действительно просил, но я сама хочу остаться с тобой.

— Спасибо.

Друзья боялись, что я сорвусь, и не мне было на них обижаться. Но на самом деле я не испытывал ни малейшего желания выпить. Я чувствовал себя сильным. Марка больше не было, и отныне мне предстояло заботиться о себе самому. Страховка исчезла. Если я сорвусь, никто меня не подхватит.

Я встал.

— Идем со мной.

Сначала мы направились в кабинет, где я выгреб из ящиков стола все, что касалось Полы Мэррел. Мэгги покорно следовала за мной. Потом мы пошли на задний двор, и я торжественно разложил на решетке мангала карандашный портрет Полы, фотографию машины Лилы и набросок ожерелья.

Я поднес зажигалку к уголку портрета. Огонь моментально охватил бумагу и принялся пожирать. Мы как завороженные следили за пляской оранжевых язычков. Несколько мгновений, и все обратилось в пепел.

Мы немного постояли у потухшего мангала.

— Еще надо почистить историю браузера в телефоне и компьютере, — рассеянно сказал я.

Мэгги обняла меня за плечи:

— Идем.

На пороге мы услышали шум мотора. Всю жизнь живя у дороги, я научился отлично различать автомобили по звуку двигателя. Это мог быть Морган, и от одной мысли о том, что придется иметь с ним дело в такой день, у меня заныл желудок. Но к дому подъехал не джип, а фургон «Фидекса». Я подумал, что это Росс, хотя мой друг занимался в службе доставки логистикой и давно сам не крутил баранку.

Из фургона вышел курьер, спросил мое имя и передал конверт, в котором лежало что-то выпуклое. Я похолодел: в графе отправителя значилось имя Марка. Курьер сунул мне переносной терминал, и я машинально расписался. Мэгги, казалось, растерялась не меньше. Курьер уехал, а мы еще долго стояли на веранде, не в силах произнести ни слова.

Я вскрыл пакет на кухне; внутри оказалась маленькая картонная коробочка. Сняв крышку, я увидел две знакомые оранжевые таблетки.

Больше в конверте ничего не было.

Следующие дни выдались нелегкими. В первую ночь я почти не спал; Мэгги легла в комнате для гостей, но так и не смогла заснуть и спустилась в кухню, когда услышала, что я пошел варить кофе. Мы до рассвета проговорили о старых временах, о Марке, о Россе, о ней самой и обо мне. Наутро я едва держался на ногах, но все же заставил себя поехать к Дарле. Долг есть долг, ничего не поделаешь. Дарле, разумеется, было очень плохо, и я постарался утешить ее, как мог. Заверил, что рано или поздно все наладится, что Марк поступил так, потому что сам решил, и мы здесь ни при чем. Дарла показала письмо, которое Марк написал ей. Оно было короче, лаконичнее моего. И, пожалуй, холоднее.

Мэгги уехала домой переодеться, и на вахту заступил Росс. Операция «Не бросим Джонни одного» шла своим чередом, и я в принципе не возражал.

Мы отправились прогуляться в лесу; долго бродили забытыми тропами и в конце концов вышли к Юнион-Лейк. Почти все время молчали, каждый думал о своем.

— Ты правда не помнишь историю про древесного человека? — внезапно спросил Росс. — Ту, о которой писал Марк?

— Честно говоря, нет.

— Интересно.

Мы остановились на берегу озера, неподалеку от того места, где я выбросил пустую бутылку. Росс уселся на дощатую скамейку.

— Знаешь, — продолжал он, — я бы не удивился, если бы кнопку для отпугивания древесного человека придумал ты. Это изобретение достойное великого фантазера. Марк сказал бы что-нибудь про сигнализацию, или что Тигран залает, когда почует чужого. Что-нибудь… не знаю… рациональное.

Я понимал, к чему он клонит.

— Как бы то ни было, Росс, ты видел письмо, его написал Марк, его почерк не подделаешь…

— Я не сомневаюсь, что письмо написал Марк. Но ты же согласен, что это на него совсем не похоже, даже со скидкой на возраст? Вернее, именно из-за возраста. У Марка в десять лет были мозги ученого.

— Что ж, возможно, ты прав.

Я стоял около скамейки и смотрел на противоположный берег.

— Вот что я тебе скажу, Джонни. Я восхищаюсь тем, как ты справляешься с горем. Ты очень мужественный человек. И ты всегда можешь на меня рассчитывать.

Я сел на скамейку рядом с ним.

— Ты к чему ведешь, Росс?

— Мне кажется, эта история — выдумка. И ты не помнишь ее именно потому, что ничего такого никогда не происходило.

Я задумался. За все эти годы брат ни разу не упоминал древесного человека. А ведь такая история пригодилась бы Крису Мерфи, который жаловался, что у него кончились веселые воспоминания.

— Марк никогда не вспоминал об этом случае, — признался я.

— Вот! А я о чем говорю. Поставь себя на его место, Джонни. Марк хочет написать тебе что-то трогательное, напомнить о былых днях и выбирает для этой цели историю, которую ты не помнишь. Историю, о которой вы никогда не говорили. Разве это не странно?

— Странно.

— А что, если Марк выдумал эту историю специально для тебя? Если письмо прочтет кто-нибудь другой, например полицейский, он ничего не поймет, а близкий человек сможет расшифровать послание.

Я не отвечал. Росс поднялся на ноги и встал передо мной:

— Прости. Получается, что я спорю с твоим братом, сомневаюсь в его словах. Пусть Марк покоится в мире и остается в твоей памяти таким, каким был всегда.

Я поднял руку:

— Росс, мы всегда были как братья, и я рад, что сейчас ты здесь, со мной. Тебе не за что извиняться. Все, что ты говоришь, звучит вполне логично. Сам я об этом как-то не подумал… Не знаю, дни выдались тяжелые. Скорее всего, ты прав. У этой истории должен быть скрытый смысл.

Росс молча кивнул.

Я встал со скамейки и пошел вдоль берега. В камышах плескалась утка. Я остановился на нее посмотреть. Марк писал, что его поступок никак не связан с «Медитеком» и что мне лучше обо всем забыть. Для любого человека, который мог прочесть письмо, этих строчек было бы достаточно.