Катажина Бонда - Очкарик

— Что ей надо?

Он склонил голову. Вытащил из кармана шелковую ленту. Вожена стояла на некотором расстоянии и слышала каждое их слово.

— Ее дочь пропала. Твой сын ее похитил.

Дуня впервые продемонстрировала заинтересованность.

— Дочь? — Она указала пальцем на Божену. — Это ее дочь?

Миколай подтвердил.

— Я пообещал, что спрошу. — Он сделал паузу. — Где прячется Юрка?

— Я не видела сына с зимы. Он был у меня с неделю, когда его выпустили из СИЗО. Потом, как всегда, гулял сам по себе. Иногда приезжал по ночам, мотоцикл ставил в дровнице. Я слышала звук мотора, но в дом никогда не входил. Утром его уже не было. Стесняется этого ареста, будто я жизни не знаю, — объяснила она по-белорусски.

Миколай в ожидании смотрел на нее, но она не сказала больше ни слова.

— А может, ты помолишься?

— Зачем, если она не верит, — сказала Дуня, но ленту взяла. Потом начала бормотать молитву на церковно-славянском. Это было похоже на ворожбу. Но вдруг прервалась, покачала головой.

— Что это значит?

— Ничего не чувствую. Последнее время у меня всегда так. Конец близок, — пошутила она, но на лице при этом не появилось и тени улыбки.

Миколай дотронулся до ее плеча, пытаясь приобнять, но она не ответила на его жест. Они продолжали стоять, слегка согнувшись. Два старика, понимающие, что смерть уже дышит им в затылок.

— Как ты нашел меня, дядя?

— Сегодня годовщина их смерти, Дунечка. — Он пожал плечами. — Мне и не пришлось искать, ты каждый год сюда приходишь.

— Кто-то опять выдернул крест, — пожаловалась она.

— Им уже все равно, — бросил он с укоризной. Но, видя ее мину, добавил: — Я займусь этим.

— Не надо. Бог накажет вандалов.

— Помоги, — попросил он. — Эта девочка ни в чем не виновата. Мать только хочет знать, все ли с ней в порядке.

Он дал старушке фотографию Ивоны и зеленую расческу с выломанным зубом. На ней был клочок вычесанных волос.

— Вот что от нее осталось. И ленты.

Дуня взглянула на снимок. Это было фото из паспорта восемнадцатилетней Ивоны. Длинные волосы, темная челка до бровей. Сосредоточенный взгляд.

— Красавица, — искренне сказала Дуня. И сразу же нахмурила лоб. — Что у нее общего с моим сыном?

— А ты не знаешь? — удивился Миколай. — Говорят, что она сбежала с ним со свадьбы. Люди их видели. Он избил какую-то приезжую. Наверное, теперь где-то прячутся.

— Надо было сразу так и сказать.

Она отошла вглубь леса, закрыла глаза. Миколай остался на расстоянии нескольких шагов. Знаками он попросил Божену вернуться в машину и выключить двигатель. Дуня начала шептать под нос слова православных молитв. Не прервалась даже, когда мимо них, громко сигналя, проехала какая-то машина. Вдруг она замолчала и быстрым шагом пошла вдоль дороги. Божена выскочила из машины и подбежала к Миколаю.

— Что она сказала?

— Ничего, — грустно ответил он. Снял с головы шапку, перекрестился.

— Спросите ее! — Божена схватила его за куртку. — Пожалуйста, поговорите с ней. Что это может значить?

Отчаявшаяся мать бросилась за старушкой.

— Ее нет в живых? — в ужасе кричала она, а потом дернула Дуню так, что та чуть не упала. — Пожалуйста, скажи мне. Скажите мне, что это не так.

Миколай обнял Божену, пытаясь успокоить. Наконец усадил ее в машину, а сам догнал Дуню.

— Пусть она не возвращается сюда, Коля, — сказала она прежде, чем он спросил ее о чем-либо. — Ей надо спрятаться или уехать навсегда. Так ей и скажи, если встретишь.

Миколай наклонился, схватил жилистую грязную ладонь Дуни и прижал ее к губам. Глаза заслезились.

Божена не слышала слов шептуньи, но сразу догадалась и зашлась громким плачем.

— Старуха врет! — причитала она. — Это неправда. Она не может этого знать!

Миколай молчал. В этот момент Дуня остановилась и обратилась к матери холодно и кратко:

— Это твоя вина, — прошептала. — Ты отдала ему дочь на растерзание.

Ее слова прозвучали как проклятие. Божена тотчас притихла.

— Я не знала, — пробормотала она. — Я только хотела, чтобы она никогда не была такой бедной, как я.

Дуня раскрыла ладонь, которая внутри оказалась на редкость чистой и нежной. В центре лежал клубок черных волос, которые шептунья сняла с расчески пропавшей девушки.

— Ты не веришь, — заявила она. — Ни во что не веришь. Но твоя дочь уже спокойна и счастлива, потому что далеко от тебя. А ты спокойна больше не будешь. Проклинаю тебя за все зло, которое ты этому дитю причинила. Будешь нести это бремя до конца своих дней.

Она плюнула на траву, отвернулась и пошла в свою сторону. Чуть дальше, на обочине, она нашла березовую палку, в которой узнала подпорку креста с братской могилы. Видимо, вандал выбросил ее здесь из окна машины. Дуня подняла палку и сунула ее в заплечный мешок. Она намеревалась сжечь ее вместе с волосами и фотографией пропавшей девушки.

— Доман! — Романовская вскочила и бросилась обнимать высокого брюнета в кожаной куртке, которого уже обступили коллеги из местного участка.

Кристина знала, что к ним направили спецгруппу из области. Утром дежурный доложил ей, что два сотрудника уже в пути, однако она не ожидала такого приятного сюрприза. Когда в дверях появился старый друг, Романовская вздохнула с облегчением. Майор Томаш Доманьский по прозвищу Доман, уроженец Хайнувки, был переведен в Белосток всего несколько лет назад. Последний раз Романовская видела его по телевизору, когда в паре с профайлером из Катовиц он раскрыл дело об убийстве детей в белостокском микрорайоне Десентины.

Полицейский тоже засиял, увидев Кристину, и, обнимая, даже приподнял ее в воздух. Мимолетом она поймала ревнивый взгляд Джа-Джи и почувствовала при этом невероятное удовлетворение. Когда-то Доман и Джа-Джа работали в паре. У Франковского имелся перед Доманом должок: Томаш поймал Джа-Джу на мелком проступке, но не доложил начальству о том, что коллега брал взятки. При этом даже помог выкрутиться, подчистил бумаги, добавив, что делает это лишь ради Крыськи и Блажея, чтобы им не пришлось краснеть из-за мужа и отца. Романовская до сих пор не знала о том, что Джа-Дже раньше случалось преступать закон. А сейчас, когда она стала комендантом, это знание могло бы ему очень повредить. Джа-Джа был уверен, что Доман его не выдаст, но все-таки предпочитал дуть на воду. Поэтому он всегда относился к Доману с уважением и даже в шутку никогда не поддевал его, что было нормально по отношению к другим коллегам, в том числе и из Белостока. И на этот раз, к удивлению Кристины, бывший муж незаметно вышел из кабинета и закрыл за Доманом дверь.

— Как Лилиана? — спросила Романовская, вернувшись на землю.

— В августе родит, — гордо объявил майор. — Бегаю попеременно за селедкой и пирожными. Этап соленых огурцов уже пройден.