Инна Жарчинская - Скрипач

Скрипка рассмеялась. Она издевательски надо мной хохотала несколько минут, нагоняя страх, от которого я не могла никак избавиться. А потом она принялась читать заклинание. Да, это было то самое заклинание, которое я часто слышала в своих снах. Я прислушалась, пытаясь запомнить слова, но ничего не получилось.

— Напрасно ты это делаешь, — обиженно сказала я, — не пойму, чего ты на меня взъелся. Но все равно я к тебе не приду. Если тебе надо, сам явишься — ничего с тобой не случится, корона не слетит с головы.

И вновь скрипка засмеялась, как будто скрипач услышал мои слова. А потом она запела колыбельную. На ватных ногах я поплелась в спальню. Упала на кровать и почти сразу же отключилась, но не уснула. Со мной стало происходить что-то странное и страшное. Готова поклясться, что я не спала тогда. Я слышала, как бежит по трубам вода, я видела на кухне полосу не погашенного мной света. И в то же время не могла шевельнуть ни ногой, ни рукой. Я ясно услышала, что кто-то подошел к моей кровати, постоял немного и сел рядом. Я слышала, как он часто дышит, как будто после бега, а потом кто-то тихо, но внятно произнес:

— Мария, неужели ты хочешь прогнуть под себя самого дьявола? Осторожнее — он этого не любит. Не играй с огнем. Покорись, и тогда ты поймешь, что в этом нет ничего страшного. Покорись, и ты испытаешь наслаждение, о котором даже не догадывалась.

Жуткое состояние, когда ты лежишь, словно парализованная, и не можешь даже закричать, потому что непонятное оцепенение сковало не только руки и ноги, но и губы. И страх, панический, невыносимый, который полностью завладел моей душой. Хотелось только одного — поскорее проснуться. Но я не была уверена в том, что это сон, и от этого мне становилось еще страшнее.

Я не знала ни одной молитвы. Когда-то бабушка Соня читала мне их, но папа всегда резко пресекал эти, как он называл, «мракобесия». Жаль. В тот момент, когда я лежала на кровати неподвижная, словно связанная, и сходила с ума от ужаса, мне бы помогла любая молитва, даже самая коротенькая.

Я почувствовала, как кто-то принялся стаскивать с меня одеяло, хотела схватить его и удержать, но мои руки по-прежнему отказывались меня слушаться. Как будто они принадлежали кому-то другому.

Чья-то горячая рука скользнула по моей ноге к бедру. «Это не сон, — думала я, холодея от страха, — сон таким не бывает. В доме точно кто-то есть». Не в силах больше терпеть этот кошмар, я мысленно принялась молиться. Слов я не знала, поэтому придумывала свои. Но что-то постоянно сбивало меня, мысли путались, и приходилось все повторять вновь и вновь.

Не знаю, как долго продолжался бы этот кошмар, если бы не телефонный звонок. Видимо, там, наверху, Бог все-таки услышал мои несвязные молитвы. Истеричный звонок разорвал тишину, и сразу же мое странное оцепенение спало. Я открыла глаза и осмотрелась по сторонам. Как и следовало ожидать, в квартире никого, кроме меня, не было. Посмотрев на будильник, я обнаружила, что прошло всего-то минут пять, не больше, а мне-то казалось, что этот кошмар длился целую вечность.

Одиннадцать часов, скрипка за стеной замолчала. Впервые я была благодарна Раисе за ее склочный характер. Здорово она нагнала страха на Ника. Если бы не ее угрозы, он, наверное, продолжал бы свои репетиции до утра. Не знаю, на сколько меня тогда бы хватило.

— Маруська, — из телефонной трубки завопила мне в ухо Галка, — я ее нашла. Это не шарлатанка какая-то. Она самая настоящая.

— Что ты нашла? — не поняла я.

— Бабку нашла, — объяснила подруга. — Настоящая колдунья. Только давай ты не будешь сейчас ерепениться. Завтра я к тебе забегу и все объясню.

— Вот только бабок-колдуний мне для полного счастья не хватало, — привычно возмутилась я и сразу же прикусила язык, потому что это было именно то, что надо.

— Я сказала: ты сейчас ничего не решай, вот завтра приду и поговорим. Я тебе позвонила для того, чтобы ты не вздумала завтра вечером куда-нибудь ушиться.

— Ты же знаешь, что я вечерами всегда дома.

— Да кто тебя знает, — философски заметила Галина, — вчера было так, а завтра все может измениться.

— Как видишь, — спокойно сказала я, — ничего пока не изменилось.

— Ну, тогда жди меня завтра. Я приду к тебе часиков в пять.

Скрипка заиграла вновь. Сердце мое упало в пятки. Я ждала, что вот-вот все начнется по новой.

— Галь, — взмолилась я, — а ты не могла бы сейчас прийти ко мне, а?

— Не, у меня сапоги мокрые, на батарее сушатся. Мне сейчас только гриппа не хватает, — возмутилась Галина. — Ничего, до завтра как-нибудь потерпишь.

— Хорошо, — покорно согласилась я, — потерплю.

Когда трубка легла на рычаг, я прислушалась к себе.

Кровь шумела в ушах, ныл затылок, но ни спать, ни плясать не хотелось. Даже желания срочно навестить своего соседа у меня не появилось. Но как же болела голова! «Баба Рая, — мысленно обратилась я к старухе, — что же ты молчишь? Где твоя бдительность? Раиса Петровна, пресеките это безобразие, уже начало двенадцатого. Пусть он замолчит».

Скрипка вновь рассмеялась ехидно. Проклятая балалайка! Этот чертов скрипач издевался надо мной. Не знаю, как он это делал, но в его руках скрипка превращалась в живого человека со своим сложным характером, симпатиями и антипатиями. Она вела себя как человек.

Ник действительно не так прост, как может показаться. Была в нем какая-то чертовщинка, и даже совершенно незнакомый человек, такой как Славик, смог это заметить с первого раза. Вот только так и не ясно, это ли он имел в виду или что-то другое.

Почему Саватеев старался предупредить меня, чтобы я держалась от Ника подальше? «Завтра подойду к нему, и пускай объясняет, что ему так не понравилось в Нике и чего он на него взъелся», — решила я, пытаясь приглушить в себе внезапно возникший необъяснимый, иррациональный страх. И куда только подевалась моя рассудочность и здравый смысл?

Тогда я даже представить не могла, что видела Славку последний раз… живым. На следующий день я узнала, что он погиб. Уже у самого общежития его сбила машина. Водитель не справился на скользкой дороге с управлением, и его занесло на тротуар. Подъехавшие врачи констатировали смерть. Сказали, что Славка умер сразу, даже не успев понять, что с ним произошло. Его так и нашли ребята, в месиве из грязного, серого снега и собственной крови, распластанного на асфальте с раскинутыми в стороны руками, как будто он попытался взлететь, но не удержался и упал или как будто его распяли на кресте. Потом я еще долго не могла избавиться от чувства вины. Видимо, чувство вины — это мое вечное проклятие. Я виновата всегда и перед всеми. Если бы я не выперла его так рано, то он бы остался жив. Но мой внутренний голос подсказывал мне, что судьба Славки уже была предрешена и, когда бы он ни вышел из моего дома, куда бы он ни пошел, он все равно встретил бы свою смерть именно в тот день и в тот час.