Инна Жарчинская - Скрипач

Я видела, что это решение далось ему с трудом, и даже немного растерялась от оказанного мне доверия. Не раз мне приходилось слышать, что скрипачи не любят, когда к их скрипкам прикасаются чужие руки. А Паганини даже завещал свою любимую Гварнери музею Генуи, чтобы на ней больше никто никогда не играл.

И вдруг: «Не мог бы я оставить у тебя свою скрипку?» Да я бы согласилась даже, если бы вместо скрипки он попросил подержать у меня дома террариум с ядовитыми змеями или взрывчатку!

— Я согласна, — ответила я радостно. — Никаких проблем.

Но постепенно смысл сказанного стал до меня доходить, и настроение мгновенно испортилось. Что нужно Золотому Жорику от Ника? Я никогда не слышала, чтобы он интересовался классической музыкой. Без зевоты этот тип мог слушать только шансон, и то не всякий. А это значило, что скрипач ему нужен зачем-то еще.

— Стоп, а как же дьявол, он что, не собирается тебе помогать? — удивилась я. — По-моему, это в его интересах, чтобы с тобой ничего не случилось, или я что-то не так понимаю?

— Со мной ничего не случится, — вздохнул Ник, усаживаясь в кресло, — а с мамой может произойти все что угодно. А дьявол… Ха, он предоставил мне свободу на какое-то время. Вот ведь сволочь! Умыл руки в самый неподходящий момент. Ему не понравилось, что я тоже хотел бы пользоваться своим телом по своему усмотрению. Ничего, справлюсь без него. Я бы даже не отказался от того, чтобы он покинул меня навсегда, но это вряд ли. Ну, так я пойду принесу скрипку, — голос его слегка дрогнул, как будто он говорил не о музыкальном инструменте, а о любимом человеке.

— Ага, иди. Я жду.

Когда он ушел, я спешно привела себя в порядок. Теперь, когда я была уверена в том, что это не дьявол, можно было немного расслабиться и позаботиться о своем внешнем виде, тем более что скоро нужно было идти в универ.

Но что-то не давало мне покоя, и к тому времени, когда Ник вернулся, неся футляр со скрипкой бережно, как ребенка, я уже приняла решение. С порога я категорично заявила ему, что собираюсь поехать с ним, чем привела его в состояние прострации. Он смотрел на меня, как на душевнобольную, и, видимо, пытался понять, в чем тут подвох. Ох, наверное, он решил, что я хочу познакомиться с его матерью в надежде, что однажды он на мне женится.

— Слушай, — торопливо объяснила я, — куда ты ее привезешь? Ты уже снял квартиру? Вот! А к тебе нельзя — ребята Жорика первым делом придут сюда. У меня тоже нельзя — они прекрасно осведомлены о наших отношениях, — здесь я покраснела, потому что никаких отношений у нас с ним не было, — и, мне почему-то кажется, что здесь, в городе, у тебя больше нет знакомых, во всяком случае, таких, кому ты мог бы доверять, да?

Он молча кивнул, все еще не понимая, к чему я веду.

— Мы привезем ее к Галке. Я знаю, она будет не против, если, конечно, твоя мама не станет учить ее жить. А когда ты снимешь для нее квартиру, то сможешь тихой сапой туда ее перевезти.

— А ты точно знаешь, что твоя подруга никому не разболтает? — спросил он с сомнением. — Честно говоря, она произвела на меня впечатление не очень надежной девицы…

— Это смотря в чем ненадежной, — обиделась я за Галюню. — Она, конечно, немного раздолбайка, но в серьезных вещах на нее можно положиться. Будет молчать, как Зоя Космодемьянская.

Ник замолчал, переваривая услышанное, но я уже заранее знала, что мое предложение он примет — другого выхода у него не было. Коварно улыбаясь, я терпеливо ждала его согласия, но в ответ получила кое-что неприятное:

— Ты права, — неохотно согласился он, — но я не понимаю, зачем тебе ехать со мной. Мы приедем к тебе и уже от тебя направимся к твоей подруге.

«Господи, — грустно подумала я, — он сопротивляется так, как будто я его в ЗАГС тяну! Что за существа эти мужчины? Во всем видят подвох или ловушку. И при этом у них не хватает терпения или ума, чтобы продумать все до тонкостей».

— Ник, — противным голосом классной дамы произнесла я, — ну пошевели же немного извилинами! Ты уверен, что, когда ты вернешься, они не будут поджидать тебя где-то поблизости?

— Я вообще ни в чем не уверен, — признался он тихо. — Хорошо, если ты считаешь, что так будет лучше, то собирайся. Не хочу терять время.

Собралась я так быстро, что сама себе удивилась. Мне все время казалось, что в самый последний момент он передумает, и я изо всех сил старалась успеть.

Такси подъехало к самому подъезду. Хмурый водитель молча окинул нас взглядом и категорично объявил цену, как будто надеялся на то, что, услышав эту баснословную цифру, Ник откажется от поездки. Но он не отказался, лишь кивнул, соглашаясь с произволом таксиста. Мне показалось, что он, если бы мог, в очередной раз заложил бы душу, лишь бы оказаться на месте до прихода жориковых людей.

Всю дорогу мы молчали, как будто в рот воды набрали. Лишь однажды Ник задал мне бессмысленный вопрос:

— Может, ты передумаешь?

Я упрямо тряхнула головой, давая понять, что этот вопрос можно считать закрытым. Мне сложно было понять, чего он так боится. Неужели думает, что нас могут убить? Сомнительно. Если бы хотели, то давно уже это сделали. Да и не верилось мне в то, что дьявол так легко выпустит то, что принадлежит ему по праву, но…

Это касается только скрипача, а вот со мной все не так уж безоблачно.

Я подумала, что не представляю какую-то ценность для этой темной половины скрипача. А если учесть то, как активно я ему сопротивлялась, то, по идее, ничего, кроме раздражения, я не должна у него вызывать. Да и Золотому Жорику я тоже не нужна.

Отогнав неприятные мысли, я уставилась в окно и незаметно для себя уснула. Если университет я все равно пропустила, то стоило воспользоваться случаем и немного поспать. Разговаривать при постороннем человеке не хотелось, тем более что я слышала о том, будто у Жорика везде есть свои люди. Кто его знает, этого таксиста, может, и он работает на Жорика?

Заплатив водителю требуемую сумму, Ник направился к небольшому трехэтажному дому. Я знаю, такие строили пленные немцы после войны. Вся улица состояла из таких вот потрепанных временем и людьми домиков, похожих один на другой. Окрашенные в один и тот же противный грязно-розовый цвет, они стояли стройной шеренгой, почти касаясь друг друга.

— У нас этот район называется «немецким кварталом», — объяснил Ник.

Я не стала спрашивать почему — и так было ясно. Под ногами чавкала жидкая грязь, и все вокруг казалось таким убогим и унылым, что мне стало понятно, почему Ник отсюда уехал.

— Жалкое зрелище, да? — спросил он, словно услышав мои мысли. — Я жил здесь с самого рождения и всегда ненавидел этот занюханный, грязный городишко. Мне всегда казалось, что здесь жизнь замерла, и плевать, что люди одеты по-современному, а в руках у них мобильные телефоны — этот город остался где-то в середине прошлого века, а может быть, и раньше. Он не живет и не умирает.