Натали Дэниелс - Кукушка [litres]

Сижу так несколько часов. Острие ножниц вонзается в ладонь всякий раз, как я замечаю между ними признаки близости. У меня нет плана, я просто хочу домой. Встаю, чтобы лучше видеть, когда возвращаются Джош и Иви (под предлогом, что покупали леденцы, а на самом деле – только что из койки); вижу их всепоглощающий аппетит первой любви. Дети несутся вниз по лестнице за угощеньем. Прижимаю нос к стеклу, чтобы разглядеть мое маленькое чудо. Если обернутся, увидят мое странное лицо. Никто не оборачивается.

Энни – в жирафовой пижаме; уже вырастает из нее, штанины доходят только до колена. Кривовато отрезала себе веселую челку, и никто не подровнял. Джош раздает конфеты. Паршивцы Стивенсонов ссорятся, кому какая, – запрет на сахар сделал их абсолютными засранцами. Андреа Стивенсон, как положено, выговаривает им. Энни ползает за Карлом на коленях по кухне, молитвенно сложив руки, Полли проделывает то же с Несс. Умоляют разрешить Полли остаться на ночь. Мое жалкое естество чувствует себя еще более заброшенным. Начинаются переговоры. Сегодня, надо полагать, суббота. У красавца Джоша завтра игра. Вот он, такой взрослый; хватает Энни под мышку, как сумку, и затевает с ней на диване шуточную потасовку. На глаза у меня наворачиваются слезы. Я так истосковалась по ним, так хочу коснуться их, обнять… Детям нужна мама. Или нет? Может, это они мне нужны? Разве Карл не сказал, что они меня боятся? Разве не то же самое сказал мне дьявол?

Отступаю в тень. Несс подходит к раковине, моей раковине, чтобы взяться за гору посуды. К ней присоединяется Андреа Стивенсон. Ей-богу, мужчинам все равно, кого трахать. Подхожу сбоку, ближе к Несс, уверенная, что огни гирлянлы не дадут меня увидеть. Можно постучать по стеклу и напугать. Когда она поворачивается за грязной сковородкой, замечаю у нее на шее несколько красных пятен – ожоги. Приятно, что она тоже мечена. Ненавижу! Ее, его. Ненавижу их всех за то, что они так хорошо без меня обходятся. Скучаю по всем по ним!

Жду. Я готова ждать всю ночь. Слежу за их перемещениями. Стою у черного хода и заглядываю внутрь, когда уходят Стивенсоны, – без сомнения, с надеждой на будущие веселые встречи. Та, другая, женщина уходит с ними. Карл и Несс возвращаются в кухню, останавливаются совсем рядом со мной, его рука ложится ей на спину. Жадно целуются, как будто только и мечтали, когда Стивенсоны наконец свалят. Смотрю, как она прижимается к нему, сливается с ним в одно. Вместе они не смотрятся: он для нее слишком высок, она – слишком красива. Завороженно наблюдаю, как они пожирают друг друга, точно скользкие морские твари.

Воровато отпрыгивают, заслышав шаги наверху. Ага! Значит, все-таки чувствуют вину! Чувствуют, что поступают неправильно. Значит, не совсем еще потеряли совесть.

Перехожу обратно к окну. Прибираются. Она задувает свечи, мои свечи; он осторожно поднимается наверх, проверяет, как дети. Она идет к куртке и достает сигареты. Я кручу ножницы на пальце, словно готовлюсь к бандитской разборке, и поспешно прячусь в кустах. Отворяет заднюю дверь. Стоит, закуривая, как делала сотни раз. Напевает себе под нос. Счастлива. И думать забыла о монстре в психушке. Ступает на гравийную дорожку и подходит совсем близко, глядя в туманное оранжевое неба Лондона, где вспыхивают огни самолета. Останавливается в паре футов, садится на скамейку спиной ко мне и курит с беззаботностью кинозвезды. Она совсем рядом, я чувствую ее запах, вижу завитки волос на шее; я скучаю по ней, хочу протянуть руку, коснуться и вонзить ножницы в эту мягкую плоть.

Ничего этого я не делаю. Несс идет обратно, и я знаю, что она будет спать в моей постели.

Жду очень долго, пока дом не погружается во тьму. Смолкает отдаленный гул машин, Лондон наконец забывается сном. Открываю дверь сарая и нахожу в банке ключ от задней двери. Ни о чем не думаю. Просто хочу домой и на секунду притвориться, что все по-прежнему.

Оставляю тапочки Лин снаружи, осторожно открываю дверь и перешагиваю скрипучую половицу. Прислушиваюсь к тишине. Иду через кухню в гостиную. А! Елка! Ну конечно. Кошмарно украшена безвкусными серебристыми шарами и разноцветной гирляндой. Поручили детям – неизменно провальный вариант. Стою перед камином и ворошу кочергой угли; они приветствуют меня сиропной оранжевой улыбкой. На каминной полке несколько открыток; я пропустила чей-то день рождения. Ага, Карла… Читаю все открытки, включая ту, что от Несс: «С днем рождения, расчудесный мой мужчина». Кручу на пальце ножницы и режу открытку на мелкие кусочки, бросая их в камин и глядя, как по стенам пляшут тени. Из мрака снова ухмыляется дьявол.

Выхожу в коридор. Тумбочка, как обычно, завалена неоткрытыми письмами, ключами от машин, футбольными щитками. Смотрю на лестницу. Тихо. Осторожно поднимаюсь; тело помнит каждый дюйм, каждую скрипящую половицу – сколько ночей я украдкой выскальзывала из детской, надеясь хоть немного поспать. Стою на площадке, гляжу направо и налево, все двери закрыты. Наконец я дома! Чувствую невыразимую усталость.

Толкаю дверь спальни. Естественно, вот и они… Она. Спит в моей постели, с моей стороны, в моей комнате, с моим мужем. Карл – лицом к ней, рука проятнута в ее сторону. Подхожу и смотрю сверху вниз. Она лежит на спине, губы приоткрыты, воплощенная беззаботность, длинные курчавые волосы рассыпались по моей подушке, одеяло натянуто невысоко, одна грудь обнажилась. Вижу, как вздымается и опадает грудная клетка, вижу точное место, где под кожей сердце качает кровь.

Рядом ее «Айфон». Поставила будильник через два часа, чтобы потихоньку выбраться из дома и притвориться перед своими детьми приличным человеком. Выключаю.

Сажусь на край кровати и прикидываю, не лечь ли рядом – снова будем вместе. Нет, лучше задрать рукав и с силой провести ножницами по запястью.

Боли не чувствую. К удовольствию моему, проступает черная в сумраке комнаты кровь. Стекает на белое одеяло. Снова режу. На этот раз льется потоком, по руке, пальцам, на кровать и ковер. По-прежнему ничегошеньки не чувствую.

Может, я в самом деле привидение. Я мертва! Потому меня никто и не увидел: ни Джош, ни Иви, ни люди в автобусе и на улице. Я попала в иную реальность, в будущее. Продолжаю в доказательство исполосовывать запястье. Ничего! Я совсем не чувствую боли, потому что я мертва. Какое облегчение! Какое изумительное облегчение! Больше я умереть не могу. Дьявол меня не уволок! Я его обхитрила! Продолжаю резать. Кровь хлещет, а я по-прежнему призрак.

Надо сказать детям, моим любимым Джошу и Энни, что я в порядке, на небесах. Быстро выхожу из комнаты и несусь к Джошу, не беспокоясь о скрипящих половицах; я сделана из света, невесома. Распахиваю дверь. Дурно пахнет носками и подростком. Его нет. Они с Иви теперь открыто спят вместе? Со мной по таким вопросам больше никто не советуется? Конечно, нет, я же умерла! Врываюсь к Энни.