Брэд Паркс - Ничего не говори [litres]

Это было очень странно. На четвертом этаже обычно тихо как в мавзолее и вдвое скучнее. Теперь же вокруг стояли женщины в шелковых блузках и мужчины в строгих костюмах, прислонившись к стене или сбившись в тесные кучки посреди коридора. Поскольку телефоны и другие гаджеты у них отобрали, им не оставалось ничего другого, кроме как разговаривать друг с другом.

Некоторые были одеты скромнее, а говорили громче всех. Видимо, журналисты.

– Я пойду впереди, – сказал Бен, перекрикивая шум.

Мы двинулись через толпу, Бен прокладывал путь. Большинство собравшихся не обратили на меня никакого внимания. Даже используя в качестве тарана сотрудника службы безопасности, я все равно оставался для них очередным человеком в строгом костюме. Но судя по тому, как несколько человек повернули в мою сторону головы, когда я проходил мимо, по крайней мере некоторые из них меня все же узнали.

Кто они, все эти люди? Среди них, понятное дело, много репортеров. Но вот остальные выглядели как…

Инвестиционные банкиры.

Ну конечно, куда же без них.

Каждый новый поворот в деле «АпотеГен» оказывал соответствующее влияние на биржевой рынок, и сегодня в зал суда явились аналитики и сотрудники хедж-фондов, работа которых заключалась в прогнозировании дальнейшего поведения активов. Если им покажется, что ценные бумаги компании пойдут вверх, их надо срочно покупать, пока этого еще не случилось, если же рухнут вниз, закрывать короткие позиции.

В своих предположениях они руководствовались информацией, которую им удавалось собрать. Так уж получилось, что мой зал судебных заседаний стал лучшим источником сведений о ближайших перспективах «АпотеГен». Стоит мне неодобрительно нахмуриться в ответ на какие-то слова истца, как акции фармацевтического гиганта тут же подрастут на пятьдесят центов. Стоит отклонить возражение защиты, упадут. Не на пятьдесят центов, так на двадцать. Может, на доллар сорок. Либо еще как-нибудь.

Суть заключалась в том, что тем утром, в последнюю пятницу сентября, в зале, где Его Честь судья Скотт Сэмпсон намеревался провести заседание, делались большие деньги. Коридор четвертого этажа будто превратился в преддверие казино, где вот-вот должна была начаться крупная игра на удачу.

Но никто из собравшихся не знал, что крупье – шулер.

Ближе к девяти толпа стала еще гуще. Ни от Джеба Байерса, ни от Судейского совета по-прежнему ничего не было слышно, хотя выбить почву у меня из-под ног могли в любой момент.

За полчаса до начала я попросил распорядителей суда открыть двери не только зала заседаний, но и второго помещения, оборудованного специально для тех, кто не поместится в первом, чтобы присутствующие смогли рассесться по местам.

А через десять минут приступил к традиционному ритуалу, который совершал перед каждым заседанием: причесался и облачился в мантию. Потом проверил телефон на наличие новых инструкций – их не было – и сунул его в карман.

Несмотря на изнеможение, в последнее время ставшее моим неизменным спутником, я ощутил прилив энергии. Может быть, сегодня все это наконец закончится.

Движимый этой мыслью, я вышел из кабинета. Джереми – который обычно встречал меня у двери, чтобы в последний раз бегло оглядеть с головы до ног и сказать несколько напутственных слов, – нигде видно не было.

– Джин Энн сообщила, что все на месте, – сказала миссис Смит.

– Хорошо, – ответил я, – давайте начинать.

Сотрудник службы безопасности суда, как не одну сотню раз до этого, повел меня по коридору.

Потом открыл дверь, и ощущение обыденности происходящего меня тут же покинуло. Зал заседаний, в другое время полупустой, сегодня был битком набит зрителями. Как только я переступил порог, их дыхание обрушилось на меня, как ударная волна.

– Всем встать! – крикнула секретарь суда.

И поняв, что слова ее прозвучали недостаточно громко, повторила их еще раз.

Я тем временем оглядел зал. Сторона защиты аннексировала всю левую половину, где располагались места для присяжных, чтобы всем ее многочисленным представителям было где сесть. Справа от меня стоял Роланд Хеманс с двумя партнерами из «Крэнстон и Хеманс», а рядом – бородатый Денни Пальграфф.

Из-за перегородки, с шести рядов скамеек для зрителей, на меня смотрело море лиц. Среди них был и Энди Уиппл, гений хедж-фондов и работодатель моего свояка, интервью с которым я видел по телевизору. Он сидел в глубине зала сбоку.

В третьем ряду маячила лысая голова Стива Полайти, придававшая ему сходство с Чарли Брауном, а в первом, прикрываясь легионом адвокатов, сидел Барнаби Робертс с седыми волосами, подстриженными как у британского школьника.

Среди зрителей присутствовал и человек, увидеть которого я не ожидал: Блейк Франклин. Его могучая грудь выпирала из пиджака в заднем ряду. Мои глаза, вероятно, на минуту на нем задержались – он улыбнулся мне.

А потом подмигнул. Не знаю, как это следовало интерпретировать: «покажи там всем?» Или: «я сделал то, о чем ты меня просил»? Как бы то ни было, я был ему благодарен. За поддержку и за то, что пришел.

Когда секретарь закончила вступление, попросив Бога защитить наш достопочтенный суд, я сел на место. Остальные последовали моему примеру, заставив деревянные скамьи заскрипеть под их совокупным весом.

Первым делом я огласил для протокола всем известную информацию. Из-за внешних атрибутов – мантии, большого стола и самого высокого во всем зале места – всем кажется, будто судьи настолько выше мелких человеческих проблем, что не могут нервничать.

Еще как могут. Особенно когда на них смотрит такая толпа народа, а в кармане, как бомба замедленного действия, лежит телефон. Мне казалось, что всем было заметно мое волнение. Хотя перед этим я отрепетировал свою речь, она все равно прозвучала скомканно и нерешительно.

Но несмотря на это, мне все же удалось продраться через необходимые в таких случаях формулировки и попросить выступить представителей каждой стороны, выделив им для этого не больше двадцати минут.

Первым слово получил адвокат истца. Зал замер в ожидании – настолько осязаемом, что его, казалось, можно было потрогать рукой.

Слушание века наконец началось.

Роланд Хеманс встал во весь свой рост, нависая над залом. Чтобы удерживать его в поле зрения, присутствовавшим в первом ряду пришлось высоко задрать головы.

С непроницаемым лицом он прошел к трибуне, служившей водоразделом между противоборствующими сторонами, открыл кожаную папку, вытащил из нее несколько листов бумаги и посмотрел на меня.

– Доброе утро, Ваша Честь, – сказал он своим глубоким, бездонным голосом.

– Здравствуйте, мистер Хеманс.