Тэйлор Адамс - Поле зрения

Его смех стих. Пришло осознание, что сегодняшней ночью все-таки придется умереть. Закончились несколько приятных минут, когда он вообразил, что возможен иной исход.

Вперед. Не сдавайся!

Но Джеймс терял импульс. В руках и ногах возникла тяжесть. Факел чихал, и мигающий красный огонь навел на мысль, что, когда дело дойдет до столкновения, выдавать свое истинное местоположение невыгодно. Его естественное ночное зрение нарушено – он различал лишь то, что позволял факел: двадцать футов вокруг в искаженной зоне красного света. Остальное – сплошная чернота, темная, как космос, холодная, безнадежная и безразличная. Тэпп мог находиться в ней где угодно: перемещаться, выбирать позицию, целиться, устраивать засаду, как мастер оценивает дерево, прежде чем сделать первый надрез. Именно этим он и занимался – организовывал засады.

«Он меня видит, – понял Джеймс, – а я его нет. Мы вернулись к тому, с чего начали». Джеймс подавил тошнотворный страх.

Вперед. Не сдавайся!

Однако он устал. Колени подгибались. Горло драло от дыма и судорожного дыхания. Кровь заливала глаза и склеивала веки. Щеки и губы болели, как от выстрела мелкой дробью. Будь рядом Эль, она бы как-нибудь прокомментировала его внешность, может, сказала бы, что он сходил на охоту с Диком Чейни [14] В 2006 г. вице-президент США случайно ранил на охоте адвоката Гарри Уиттингтона. . Но ее с ним не было: она умирала одна почти в миле от него.

Грянул новый выстрел, сорвав жилет с его левого плеча, и тот повис, как накидка. Тяжелая пуля из тех, что валят бизонов, пролетела поблизости, а могла бы оторвать руку. Но Джеймс привык, что в него стреляют. Зато он подобрался к Тэппу. Метров на тридцать. Или на двадцать пять.

Камни стали выше, и он карабкался на них на четвереньках. Жесткая трава резала щеки, дождь заливал глаза. Приходилось защищаться локтем, сплевывать сгустки крови и ползти вперед. В другой руке Джеймс сжимал отвертку, словно ледоруб, втыкал в мягкие уступы земли, подтягивался и перелезал, будто забирался на ледник.

Не отступай. Ради Эль.

В этот момент Тэпп попал в него. Сущая правда: если человек ловит пулю, то звука выстрела не слышит. Нечто чудовищное распластало Джеймса, и он различил доносившийся сверху подлый голос шерифа:

– Прекрасно! Мой прицел ночного видения снова заработал. Слышишь, Джеймс, он в порядке, и я вижу твою жену. Идиотке ничего не угрожало в машине, но она выбралась из нее, ползает по траве и что-то ищет. О нет! Разнесу ее башку, как пузырь с водой. О нет… о нет… о нет…

Щелкнул металлический затвор, и Джеймс подумал: «А я ведь так близко подобрался к нему. Очень близко».

Затем земля ушла из-под него, Джеймс падал, проваливался, становился невесомым и слышал отвратительный голос чудовища, которым был Тэпп – то ли истеричный, то ли уязвленный, который быстро мерк, как шум убегающей в сток из раковины воды:

– Чем моя старая добрая винтовка «AR-15» похожа на Боба Марли? Тем, что всегда заедала, как его регги. О нет… о нет… о нет, Джеймс…

Эль увидела ключи.

В десяти футах в конусе света от миниатюрного фонарика-брелка, который она нашла под водительским сиденьем в салоне помощника шерифа. Ключи серебристо поблескивали на плотной земле у края дороги. Эль приблизилась. Зажала фонарик во рту и, когда ползла, чувствовала, как рифленый металл трется о зубы. Со скованными наручниками впереди руками она напоминала готовящуюся к прыжку ныряльщицу. (Плавание Эль ненавидела так же сильно, как бег.) И передвигала вперед колени и локти и, хрипло вдыхая, чувствовала, как холодный, враждебный воздух с каждой секундой все больше наполняет грудь.

Еще ближе. Тогда она сможет снова дышать.

Ее не волновало, что Тэпп, наверное, видит ее в прицел. Лучше уж рискнуть умереть здесь, чем наверняка – в машине помощника шерифа. Здесь у нее хотя бы оставалась ничтожная капля надежды. Трудно было поверить, что ей удавалось вот это: ползти с фонариком во рту и при этом, подобно намокшей флейте, мучительно свистеть легкими. В волосах грязь. Ногти черные. Вид у нее как у призрака из фильма ужасов. Эль даже не чувствовала себя самой. По крайней мере, истинной самой. А окровавленной версией той задиристой девчонки, какую вообразил Джеймс после того, как заметил, как она грохнулась на беговой дорожке. Эль Эверсман, которая так этого хотела…

«А чего, собственно говоря, я хочу?

Я хочу детей.

Я хочу детей от Джеймса. Очень сильно».

И не важно, что ее матка из мышьяка или средства для чистки раковин, неважно, что ее проблемы ставили в тупик всех врачей в Калифорнии, что бабушкина люлька Ковчега Завета осталась пустой в «детской», которая постепенно превратилась в домашний кабинет, а позднее в пепел. Она бы продолжала попытки. Они бы продолжали попытки. И всякий раз они с Джеймсом давали бы имена, потому что все мы никто, пока не становимся чем-то. И любой, даже самый ничтожный шанс на существование заслуживает, чтобы в него поверили.

Здесь лежит Эль Эверсман…

Ключи от наручников отразили кружочек света, и Эль выпустила фонарик изо рта. Если бы ее руки не были скованы наручниками, она бы дотянулась до ключей, но теперь требовался последний рывок.

Эль сделала его и схватила ключи обеими руками.

И услышала по рации Дуги Хаусера выстрел. Не пустой, хрусткий дальний щелчок, а гулкий, раскатистый, близкий. Мощный и неприятный, как автомобильная авария. Все детали померкли, и мозг перескочил с крыши «Капризной свинки», где они проводили с Джеймсом время, к скоростям звука и света, – вернулся к шаткому ходу мысли, влекомой взбудораженными ударами сердца.

«Выстрел.

По мне.

Двигайся».

Редко выстрел казался Тэппу таким техничным. Спусковой крючок сработал четко, как часы. Он почти не заметил ни отдачи в плечо, ни грохота, не ощутил теплого облака терпких запахов – древесного угля, сгоревшего пороха и превращающихся в пар дождевых капель. И уже отпустил рукоять, чтобы передернуть затвор, когда склонился к видоискателю «черного глаза». Женщина в зеленом мире сложилась вдвое и ползла, не подозревая, что жизнь оборвется менее чем через секунду, что к ней летит со скоростью тысяч миль в…

Она увернулась.

Пришла в движение за мгновения до того, как Тэпп нажал на спуск, и теперь завершала кувырок. Дернулась в сторону, и пуля «лапуа магнум.338» скользнула у нее над плечом (не исключено, что сорвала сантиметр кожи, хотя скорее всего нет) и ушла в землю, подняв брызги жидкой грязи.

Увернулась от моего выстрела, стерва.

Нет, не могла она заметить далекой вспышки дульного пламени, и к тому же смотрела в другую сторону. Но это и не слепое везение. В ее увертке слишком много целеустремленности. Каким-то образом она знала, когда выстрелит Тэпп, и убралась с траектории пули.