Елена Маврина - Могрость

Вспыхнул луч фонарика. Звуки комнаты стихли, угадывался только тихий голосок Ани: «Витя! Вить? Что там?» Аня стояла за диваном, водя лучом по потолку. За ее спиной от окна кралась призраком тень. Свет фонарика ударил ему в глаза. Аня оглушительно заверещала. Сыпались удары о стену, с комода падали вещи.

Витя безуспешно напрягал силы. «Не трожь! Не трожь! Не трожь ее!» – пульсировало в голове, но ноги будто парализовало, движения давались с трудом. Оцепенение спало. Его рука ударила по выключателю. Спальня ослепила светом. Аня, вжалась в угол, притихла мышью, жмурясь в полосе освещения.

– Цела? Ань? – приближался он к ней. Ее руки кровоточили ссадинами, пижама багровела разводами и рванными дырами. Сестра пугала его молчанием и отсутствующим взглядом. – Это я, – напомнил Витя, прикладывая руки к груди.

– Здесь был мужчина.

Аня недоверчиво осматривала его.

– Нет. Это я.

Витя приложил ладони к груди, остановился.

Аня схватила с пола фонарик, сжимая его оружием; поднялась, сделала робкий шаг навстречу, но тут ее взгляд пытливо нырнул за его спину. Комнату раскроил дикий вопль ужаса. Витя обернулся. Окно спальни зияло открытым – с подоконника скалилась тварь. Одноглазая, покатой спиной напоминающая гиену. Короткая морда, приплюснутый нос. На воспаленной коже плешивыми островками белела щетина, под черной гривой серели оголенные ребра. Витя моргнул, полагая, что тронулся рассудком. Вместо одной кожистой лапы спереди выступали кости предплечья: человеческого, с обвисшими кусками трупной ткани и ободранной кистью. На синюшном пальце желтел янтарем перстень.

Тварь вздыбилась, оскалилась, зашипела – и прыгнула с подоконника в ночь.

На мгновение сестра притихла, слабо пошатываясь от схлынувшего крика. Витя попытался приблизится к ней, но она зашлась истерикой, гоня прочь уже не тварь из кошмара, а собственный испуг.

– Закрой окно! – требовала панически. – Закрой окно! Закрой его!

В горячке волнения Витя словно задраивал люк. Аня безумно металась вдоль дивана, полосуя лучами тьму:

– Ты видел? Видел? Что это, Витя? Скажи, что это?!

Язык отказывался слушаться, во рту пересохло. Такое он видел впервые. Не померещилось. Не завитки дыма, иллюзии, тени в полумраке. Это была вполне осязаемый монстр. Полумертвая тварь с рукой женского трупа.

– Это была могрость? – шептала Аня, бессознательно светя фонариком по сторонам. – Бабушка видела монстра? Это он бабушку… Он! – Аня замерла. – Вдруг выключат свет?

Витя попытался ее обнять, присмирить, но сестра рванула на кухню параноиком.

– И фонари не горят. Ночь. Еще ночь? Который час? Где мой телефон?

После заполошных поисков Аня обнаружила смартфон в пуховике.

– Сто двенадцать не вызывает. Сети нет. – И опять застывшее выражение лица. – Вдруг свет выключат?

На веранде кричали коты. Аня тряслась от страха, загораживая дверь.

– Не ходи, Вить! – Повисла ребенком на руке. – Я тебя умоляю.

Настолько беззащитной он старшую сестру видел впервые. Даже не представлял, что кто-либо способен вывести ее из закаленного Сажным равновесия.

Витя дернул ручку входной двери, щелкнул выключателем. Коты разбежались испуганно по веранде.

– Идите в дом, – приказал, по-дурацки выставив руку указателем.

«Сейчас я грохнусь», – подумал, устало потирая лицо. Веранда плыла перед глазами, руки казались чугунными.

Аня протестовала, шарахаясь от котов, как от демонов. Они побаивались ее выкриков, с подозрением обнюхивая стены и пол. Витя промыл ссадины на разбитом кулаке, смочил полотенце и вытер руки сестре. Аня стояла в центре кухни, будто любой предмет ядовит. Витя уговорами вернул ее в зал, насильно усадил на диван.

– Где твои успокоительные?

Она замотала головой:

– Я не буду их пить. Я не сумасшедшая.

Витя притащил свое одеяло.

– Ладно, посидим вместе.

Умостился рядом. Пружины матраса поскрипывали петлями старой двери. Мама спала во сне беспокойно, он часто тревожно вслушивался в эти скрипы.

– Они не вернутся, – заверил сестру.

– Откуда ты знаешь? – доверчиво заглядывала ему в глаза Аня.

– Предчувствие. Четвертый час. Время близится к рассвету.

– День им побоку.

– Похоже. Но они сегодня не вернутся.

Серый кот с оцарапанным носом запрыгнул на диван, на руки к Вите. Начал тереться о шершавый рисунок его футболки.

– Но мы под охраной, Ань.

Аня зыркнула на него укоризненно, но потом поддалась мурчанию, присмирела и позволила рыжему коту свернутся у нее на коленях. Витя называл рыжего Цыпиком, сообщая, что тот любит грызть сырую картошку; объяснял: обычно коты дрались за территорию, а теперь удивительно присмирели. Аня погладила полосатую шерстку. Вместе с братом они привыкали к редкому моменту нарушенного запрета: сидели ночью со светом в окружении котов в святая святых – возле телевизора. Аня была готова поклясться, что бредит наяву.

– Вот бы ничего этого не видеть, – призналась. – Дом без бабушки – чужой.

– Не всматривайся в ночь, – шепнул ей Витя.

Разве они раздразнили чудовищ? Сорванный тюль не скрывал мутных стекол – окна наблюдали за измученными жильцами. Аня потупила задумчивый взгляд. Витю переполняло еще большее отчаяние.

– Завтра сходим к Байчурину. Прямо утром, – пообещал он мужественно. – Да. Только дождемся рассвета, сразу к нему отправимся.

В глазах сестры вспыхнул отблеск надежды, рассеивая его испуг. Сердце стало замедлять барабанный бой.

– Он ведь будет… дома? – переживала Аня. – В том доме?

– Будет, – улыбнулся ободряюще. – Мы успеем до завтрака.

Они сжали руки, словно их примутся разлучать. Витя начал сонно вспоминать сказки, которыми потчевала их на ночь мама: о княжнах и Тьме, о криничном чародее и смелом Рате. В решающей битве зло лопалось мыльным пузырем. Свет одолевал тьму. Сестра притихла, успокоилась. Ее голова сонно легла ему на плечо, и Витя впервые помимо вселенской обиды и скорби почувствовал ответственность за кого-то. Гриша всегда коверкал воспитательную фразу отца: «Взросление – это ответственность». Он даже не понимал своего счастья. Ему было позволено утешаться детством.

Витя с Аней направлялись по улицам в сторону, противоположную школе. Взгляды сонных учеников атаковали недоумением. Близился восьмой час утра. Оттаявшие крыши роняли капель, а зарево рассвета на востоке грозило испепелить облака. Снег под ногами хрустел, щеки обжигал мороз. Обманчивая оттепель для конца января.

– Тебе нужно будет успеть на урок, – беспокоилась Аня. – Какой первый?

– Алгебра.

– Ёшкин кот! – сердилась. – Я же обещала директрисе: без прогулов. Как мы могли проспать? – От досады она чудаковато жестикулировала, будто незадачливый фокусник. – Я же заводила будильник. Заводила?