Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

Дверь первой квартиры открыла девочка. Лет семь, если не шесть. Виталий Борисович в возрасте плохо разбирался, утвердительно мог только сказать: молодой перед ним человек или старый, а вот насколько молодой или насколько старый — проблема.

— Дома кто есть? — уточнил он, глядя сверху вниз.

— Никого нет, — ответил ребенок.

— А дверь тогда зачем открываешь?

— Как зачем? Думала, мама пришла.

Виталий Борисович кашлянул, подсказывая коллеге, мол, тут им делать нечего.

Дверь следующей квартиры напротив долго не открывали, и хотя молчание можно было истолковать не иначе как знак, что жильцы отсутствуют, Виталий Борисович был твердо уверен, что там действительно кто-то есть. Только этот кто-то по неизвестной причине не желает с ними встречаться. Ничего удивительного, — нынче представителей правопорядка не слишком жалуют, одни боятся, другие не хотят лишних неприятностей, а третьи…

Дверь все же отворилась.

— Милиция, — представился Сережа и правильно сделал. Вид у него более представительный, нежели у коллеги. И улыбается красиво, и сам он красивый — внушает доверие, чего не скажешь о товарище Шумном. Кто угодно, но только не милиционер. Выправки или взгляда — никакого, форма — что она есть, что ее нет. В форме Виталий Борисович, вероятно, смотрелся еще хуже. Парадоксально, но факт. Возможно, тот самый один процент из тысячи, когда форма человеку не идет.

— Я ничего не знаю, спал я, — сказал мужчина в пижаме.

— И крика не слышали? — подсказал Сережа.

— Какой крик? Никакого крика — говорю же вам, спал. Я всегда крепко сплю.

— В одиннадцать часов утра? — явно с иронией в голосе уточнил Сережа.

— Простите, ничем помочь не могу.

Спасибо, иди спать дальше, — вероятно, хотел сказать Кулебяка, однако воздержался и только мотнул головой.

Дверь затворилась, лязгнул засов.

— Не понимает, дурак, если его завтра из окна выбросят, никто на помощь не придет.

Виталий Борисович уже поднимался на следующий этаж. Похоже, ничего они здесь не найдут. На каждой лестничной площадке по две квартиры, сколько еще осталось? Вскоре добрались и до шестого этажа, а показаний свидетелей — кот наплакал. Дверь уже покойной Клавдии Степановны коллеги опечатали — прилепили кусок бумаги. Остались соседи — те, кто жил напротив. И вновь неудача. На звонок — потерявший голос скрежет — никто не ответил. Сережа вновь достал сигарету, Виталий Борисович глянул вниз.

Высоко, чертовски высоко, подумал он и едва не плюнул вниз.

Мужчина шел по улице, по возможности обходя лужи. Сумка в одной руке, другая в кармане плаща. Накрапывал мелкий дождик, однако мужчине он не мешал, или мужчина его не замечал или еще бог знает что, но только со стороны выглядел он вполне удовлетворенным собой. Как правило, именно такие люди не обращают внимания на непогоду. Дождь их не раздражает, ветер тоже, хотя ветра не было — длинные лохматые кудри покоились там, где они и лежали — на плечах. А еще со стороны мужчина производил какое-то непонятное впечатление, вроде, как был погружен в себя, поэтому и лужи он обходил не все. Лужи в отличие от человека, которые он иногда не замечал, напротив привлекали к себе внимание радужной пленкой какой-то грязи, скорее всего, бензина. В некоторых плавали желтые листья, в некоторых окурки сигарет. Иногда на пути мужчины попадались прохожие, большей частью встречные. Они обходили как лужи, так и мужчину, прикрываясь от дождя зонтами.

Спустившись в переход, мужчина ненадолго задержался — послушал какого-то дядьку. Тот сидел на красном пластмассовом ящике и играл на баяне. Недурно, кстати говоря, попадал в ноты, но не пел. Возможно, дядька пел до того, как мужчина спустился в переход, а может, и вовсе не пел — не знаем. Итак, пару минут мужчина постоял, переложил сумку из одной руки в другую и пошел дальше.

— А деньги? — спросил дядька и высморкался — приложил большой палец правой руки к носу и сильно дунул. Однако мужчина уже был далеко — поднимался по лестнице, чтобы вновь нырнуть в пелену дождя.

В магазине, куда он зашел через пять минут, сдал сумку и получил металлический жетон с номером. Внимательно посмотрел и что-то произнес. Что именно — непонятно. Женщина, выдавшая номерок, поморщилась, вероятно, покупатель ей не понравился. Может, своим непривлекательным внешним видом, может, запахом, что от него исходил — но не понравился точно, хотя мужчина об этом не знал. В отделе, куда он проследовал, продавали выпечку, пироженное, конфеты и чай.

— Вкусное? — спросил он у молоденькой девушки в нарядном фартучке и такой же голубой шапочке.

— У нас все вкусное, — ответила девушка и улыбнулась. Вероятно, мужчина ей понравился. Понравился не как мужчина, а как странный мужчина, задавший странный вопрос.

— Смотрите, если не вкусное, обратно принесу.

Девушка еще раз улыбнулась — скорей всего, не знала, что ответить.

— Я пошутил, — сказал мужчина, — очень вкусное печенье. Я его покупаю вот уже третий год. Вы не пробовали? Как так можно! Хотя три года назад вы не работали здесь. Я прав? Не работали?

— Не работала, — ответила девушка и отвернулась — предстояло разложить товар. Много товара — полная тележка. Весь товар — печенье.

Когда мужчина получал обратно свою сумку, женщина вновь поморщилась — определенно, покупатель ей не нравился, хотя и видела она его не один раз и не два. Он приходил в магазин каждую неделю и всегда покупал печенье. Однажды она решила, что печенье мужчина покупает для детей — для дочери, например, или для сына. Спросила, мол, для ребятишек? А мужчина ничего не ответил, взял сумку и ушел.

В переходе он вновь остановился — дядька играл уже другую песню и вновь без ошибок.

— Дождь идет? — спросил дядька.

— Какой дождь? — уточнил мужчина и переложил сумку из одной руки в другую.

— Осенний, — подсказал дядька и ловко высморкался, не прикладывая пальца к носу. Как это у него получилось — загадка, разгадать которую на практике не рекомендуется — нужен опыт и, вероятно, умение играть на баяне.

— Здравствуйте, — пару минут спустя сказал мужчина.

— Здравствуйте, — ответили ему, — вам как всегда?

— Да, мне как всегда, — и взял газету. Однако читать не стал, сунул в карман плаща и отправился дальше по знакомому маршруту с той лишь разницей, что брел уже по другой, противоположной стороне улицы. В тот момент, когда нужно было свернуть и пройти в арку, на мгновение сбросил шаг, возможно, задумался, после чего решительно прошел прямо.

Тот же самый звонок хрипло проскрипел, жалуясь то ли на свой возраст, то ли на причиненное беспокойство, но все же звякнул. Виталий Борисович еще раз покрутил, и звонок еще раз пожаловался. Он уже занес кулак, чтобы треснуть по двери, когда она вдруг отворилась. Так, с поднятым кулаком он и предстал перед хозяином квартиры, а хозяин перед ним.