Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

— Митька или Элла? — спросил Кузнецов.

— И не Митька, и не Элла, был тут у меня вечно всем недовольный боров-анархист. Пришлось пустить под нож, чтобы породу не портил.

— Старый?

— Не то, чтобы старый, вредный и свободолюбивый. Все направо, а он налево, все налево, а он, противный, направо. Говорю же, анархист. Ну что, определились?

— Мне бы что-нибудь нейтральное, — скромно попросил Александр Николаевич.

— Даша! — гаркнул мужчина, — взвесь гражданину пару килограммов фарша.

Рука была прохладной и удивительно нежной — она скользила, прогоняя туманный образ мужчины, серые ларьки и такое же серое небо.

Хорошо! Почему прежде его никто не гладил?

— Болит?

— Нет, ничего не болит. Я спал?

— Бредил — читал стихи, очень странные.

Зоя Константиновна стояла рядом, а за ней еще кто-то — чья-то тень, он ее видел. Тень видел, а кому она принадлежит, нет.

— Стихи? Я не знаю никаких стихов, никогда не знал, — признался Александр Николаевич, — и почему стихи? Дарья Никитична приехала?

— Тут я, — раздался голос, и из тени появилась она — женщина с рынка — Дарья Никитична.

— Вы ведь в ларьке работаете, верно? Мясом торгуете. А хозяин у вас такой грузный мужчина, очень толстый и смешной? Родом из-под Севастополя.

— Ты, Саша, лучше помолчи, — посоветовала старушка, — жар у тебя, горишь весь.

Жара Александр Николаевич не чувствовал, скорее нетерпение.

— Зоя, ты сегодня капусту строгала?

Зоя Константиновна поправила подушку и еще раз приложила ладонь.

— Голубцы делала — твои любимые.

— Строгала, — тихо произнес Кузнецов и тут же встрепенулся: газету покупала?

— Еще нет, Павлик купит по дороге домой, не волнуйся.

— А новости слушала? Ты же всегда слушаешь новости, — Александр Николаевич был готов выскочить из постели.

— Ваши проиграли.

— Ноль-два?

— Ноль-два, — подтвердила супруга и силой уложила мужа в кровать.

— Ноль-два, — повторил Кузнецов, — я знаю, подлец Бузякин забил в собственные ворота! Зоя, мне страшно.

— У тебя жар, я вызвала врача.

— Кто такая Люся? — Александр Николаевич напряженно смотрел на жену.

— Какая Люся?

— Она встречается с Павликом.

— С нашим Павликом? — встрепенулась Зоя Константиновна, — почему ты мне прежде не говорил?

— Как я мог тебе сказать, если только что узнал?

— Жар, — тихо произнесла Дарья Никитична, — я в аптеку, травки куплю.

— Свиными лопатками торгуете! — вдруг вспомнил Кузнецов, — а перед ларьком вашим огромная лужа и доска качается! И неожиданно для себя продекламировал:

— А Люська — дрянь! Не любит она Павлика, у нее уже другой ухажер! Богатый! Если мы Павлику машину не купим, она его бросит. Зоя! Мы завтра же купим ему машину! Новую! Импортную… эту как ее… джип! Точно купим ему джип. И он будет на своем джипе в школу ездить! А затем за тобой заезжать… или за мной? Зоя! Мы купим два джипа, чтобы как у людей, чтобы по-человечески…завтра… два джипа…

Александр Николаевич уже сомкнул глаза, хотя и продолжал бормотать.

— Два джипа… чтобы как у людей… чтобы по-человески…

Дождь все же выдохся, видно, устал, хотя в воздухе еще стояла влага. В доме тоже влажно и как-то неуютно. Дом-то старый, а кто летом затопит? Поэтому и сыро. Однако солнце уже принялось за дело и для начала заглянуло к каждому, чьи окна выходили на восток. Виталий Борисович оказался в числе счастливчиков. Его небольшая квартира, несмотря на скромные размеры, имела одно неоспоримое преимущество — окна выходили как на восток, так и на юг. На восток выходило окно кухни, где, как принято, и начинают каждый день миллионные наших сограждан. Виталий Борисович — не исключение. Еще сонный, он первым делом отправлялся на кухню ставить чайник — шлепал босыми ногами и смешно тер руками глаза. Иногда зевал, иногда потягивался, чесал то один бок, то другой, короче, просыпался. Не один десяток прожитых лет позволял в утренние часы особенно не беспокоиться — все происходило, как говорится, на автопилоте. Если он чистил зубы и брился, это вовсе не означало, что он чистит зубы и бреется. Все эти необходимые составляющие утренней процедуры выполнял двойник Виталия Борисовича, позволив другому Виталию Борисовича посвящать себя другим занятиям, к примеру, о чем-нибудь размышлять. Однако это не означало, что тот, первый Виталий Борисович, был безынициативным исполнителем. Ни в коем случае! Когда мечтатель пытался отвлечь товарища Шумного, ему постоянно напоминали, чтобы не порезался, чтобы чайник на плите не выкипел, да чтобы просто не опоздал на службу.

Виталий Борисович никогда не опаздывал. За все сорок с небольшим и ни разу! По этому поводу он даже иногда над собой подшучивал — очень нехорошо и как-то уж слишком самокритично. Вот, говорил Виталий Борисович, также когда-нибудь и умру, приду загодя, чтобы не опоздать.

Люди на улицах тоже сонные. Молодая мамаша ведет, или точнее сказать, тащит малыша на «службу» в садик. Оба явно спят: и малыш, и его мать. А вот «народной тропой» гуськом, словно призраки, топают курсанты — будущие покорители морских широт. И они спят, каждый второй бредет с полузакрытыми глазами. Насколько помнил Виталий Борисович, курсанты здесь ходили без мало лет сорок и еще столько же будут ходить — кому-то нужно оправляться в плавание.

Если вернуться в прошлое, возможно, и он тоже пошел бы в речное училище — слишком велик соблазн побродить по свету и посмотреть мир — не отправился. В юности Виталий Борисович сходил с ума от техники и, надо признать, к обоюдному удовольствию — техника отвечала ему тем же — раскрывала свои двери в полный загадок и тайн мир. Сейчас в этом можно признаться, но любимым предметом в школе были уроки труда. И преподаватель — хромой на одну ногу ветеран в мятом костюме — не превзойденный авторитет и покоритель мальчишеских сердец. Чего только он не умел! Чего только не знал! В прошлом сержант доблестной Красной Армии и не представлял, что найдет свое призвание на старости лет в полуподвальном помещении мастерских, куда как на праздник веселой толпой бежали пацаны. Именно тогда Виталик впервые сел за баранку такого же древнего как и преподаватель старого грузовика и прохватил пару кругов по школьному двору. А услышав добрые слова похвалы, нисколько не удивился, словно знал наперед, что быть ему в скором времени водителем. Как давно это было? От двора ничего уже не осталось, и проехать можно лишь только на велосипеде — грустно.

Как раз по бывшему школьному двору и шагал сейчас Виталий Борисович. Удивительно течение жизни! Кого-то судьба забросит за десятки тысяч километров в другие края, за моря и океаны, а кто-то будет ходить тем же маршрутом как в детстве через тот же самый школьный двор! И чего его понесло в милицию? Крутил бы сейчас баранку, однако отказать, не оправдать доверие не мог, не в его правилах, да и хлопотали за него люди серьезные. Пожалуй, тот единственный раз, когда ему предложили, и он согласился. А зачем? Уважил, но не самого себя, а человека, взявшего за него ответственность.