Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

Обстановка в доме преобразилась и напоминала небольшой лазарет. Дарья Никитична с утра мыла полы, проветривала помещения с последующей дезинфекцией. Снимала у зятя показания температуры, давления и вносила в журнал — тетрадку, которую ей любезно выдал внук. Павлик, вероятно, также расстроился из-за отца в той степени, какой могут расстраиваться дети, смутно представляя серьезность заболеваний и что они могут с собой нести. Чтобы не причинять дополнительные хлопоты матери, он стал по возможности чаще бывать дома и даже проявил некоторое участие, отправляясь в аптеку. Однако Дарья Никитична ему не доверяла. Она вообще никому не доверяла и подвергала критике почти все препараты, приобретенные в государственных учреждениях.

Прошла неделя. К больному стали привыкать, включая и Александра Николаевича. Болел он уже не с тем вдохновением и стихи читать прекратил — болезнь, видимо, отступала. Стал регулярно ходить в туалет и даже попросил ухи, что вызвало приятный переполох. Зоя Константиновна отпросилась с работы на пару часов и отправилась на рынок — только там можно было купить экологически чистый продукт. Кстати говоря, купила она трески в ларьке у грузного мужчины, не обратив на данный факт должного внимания. Приходили и сослуживцы — небольшая команда из трех человек. Принесли дежурный набор — апельсинов, яблок и, на всякий случай, книгу «Позаботься о своем здоровье сам». Поговорили, сообщили последние новости, сказали, как они сильно скучают, как им всем не хватает Александра Николаевича и прочий бред, который говорят больному. Кузнецов как обычно лежал, но уже не в кровати, а на диване, в теплом свитере, вязанных шерстяных носках и спортивных штанах — универсальная униформа российского больного. На вопросы отвечал последовательно, то есть говорил либо «да», либо «нет». Один раз улыбнулся улыбкой человека, который в принципе готов пойти на поправку. Сидели двадцать минут — на большее не хватило сил ни у больного, ни у посетителей.

На второй неделе Кузнецов стал задавать вопросы и интересоваться событиями окружающей жизни, в частности спросил, произошли ли изменения в составе его футбольной команды, и с каким счетом закончилась игра на выезде. Чтобы закрепить положительные результаты лечения, Павлику поручили собрать всю необходимую информацию в данной конкретной области, что и было неукоснительно выполнено. Дарья Никитична также не сидела, сложа руки, и приступила к поиску возможного источника заражения, а именно, кто являлся центром зла и в чем заключалась причина агрессии, вылившаяся в тяжелую болезнь. С этой целью она опросила сначала дочь, затем и внука обо всех недоброжелателях Кузнецова. После чего, проявляя крайнюю осторожность, переключилась и на самого Александра Николаевича.

К большому огорчению, недоброжелателей не нашлось — со всеми Кузнецов поддерживал ровные товарищеские отношения. Завидовать ему было не в чем, сердиться или желать неприятностей — тем более. Дарья Никитична ничего не понимала! Как можно прожить жизнь, не нажив ни одного, самого захудалого врага? Действительно, будь ты ангелом во плоти, в твою сторону обязательно кто-нибудь плюнет! Так уж устроена человеческая натура — найти какой-нибудь порок или изъян, а если его и в самом деле не существует — придумать! Прилепить, как лепят ярлыки, а уж потом плюнуть! И возрадоваться — пролить бальзама черту и компании.

— Зоя, — спросила как-то вечером у дочери Дарья Никитична, — ты ничего не путаешь? Он у тебя святой, что ли? Вы хоть ругаетесь иногда?

— Ругаемся, — успокоила Зоя Константиновна, — просто Саша беспроблемный.

— Это еще как?

— Не любит он проблем, избегает, и к нему тянутся люди. Ты же знаешь, есть люди, которые притягивают к себе несчастья — мелкие или крупные. С ними постоянно происходят всяческие недоразумения. Купил в магазине утюг, а он через день сломался. Мастера посмотрели — нечему там ломаться, а он сломался! Сел на стул — ножка отвалилась. Пошел мыться — отключили воду.

— Знаю, есть такие, — согласилась Дарья Никитична, — только они невезучие, совершенно по другой причине, нежели думают люди. Можно родиться тринадцатого числа и быть счастливым, а можно чувствовать себя несчастным, купаясь в деньгах.

Зоя Константиновна вздрогнула, что не могло укрыться от матери.

— Ты чего?

— Ничего.

Сердце матери — совершенный локатор, который не пропустит мимо самую крохотную, для глаза невидимую частичку огорчения или тревоги. Он чувствует за тысячи километров днем и ночью, при солнце и в бурю — а тут, если не судорога, так дрожь.

— Ты что-то не договариваешь, — подметила старушка, чем, впрочем, и ограничилась — лезть в душу дочери и требовать объяснений не входило в ее правила. Будет нужда — сама расскажет. Случайно брошенное слово, что заставило содрогнуться, — кто не испытывал подобного? Без видимых причин собеседник неожиданно подсказывает вам или вообще дает ответ на вопрос, который так долго вас изматывал и причинял душевные страдания…

Даша сидит на лавке и болтает ногами — ей интересно. Вокруг суета — бегает отец — взмыленный и злой — он что-то кричит матери. Обычно он себе подобного не позволяет — всегда уверенный и какой-то степенный. И борода у него обычно ухоженная и опрятная сейчас смешно топорщится.

— Быстрей, — кричит отец. Он рвет какую-то материю и бросает матери, — чего возишься! И серьги сними.

— А колечко?

— И колечко.

У Даши тоже есть колечко, только чтобы оно не тускнело, приходиться каждый день его натирать войлоком. Так она и делает — берет старый валенок и натирает колечко. Получается изумительно. Колечко преображается, словно просыпается, и переливается всевозможными огоньками. Лучше всего колечко блестит на солнце — сейчас солнца нет.

— А ты чего расселась?

Вопрос, видимо, адресуется ей.

— Ступай немедленно во двор, — мрачно произносит отец, уже сожалея о своей грубости. Даша знает: батюшка ее любит и позволяет почти все — залезть к нему на коленки, даже когда в доме чужие люди, трогать бороду и крутить усы. Усы у нее никогда не вырастут. Так сказала матушка — у женщин усы не растут.

— Если кого чужого увидишь, беги к нам, поняла?

Даша кивает головой и направляется через дом во двор. Дом ей нравится — в нем много места и всегда можно спрятаться. Спрятаться так, что никто никогда не найдет. Можно залезть под лестницу или в пустую бочку, как она однажды и сделала. Сидела в бочке и слушала, как ее ищут. Переполох был страшный, потому что Даша уснула. Как сидела, так и уснула, а они продолжали искать. Отец и на речку сбегал, и на барскую усадьбу — нет дочери! Пропала! Одних соседей на ноги подняли, других — мать уже слезы не может сдержать, а тут она — Даша: здравствуйте! Как ее целовал отец! Он же ее никогда прежде не целовал! Она — да, перед сном прикоснется губами к шелковой бороде и что-то пробормочет, каждый раз новое. А батюшка сияет, огнем изнутри горит — она чувствовала этот неземной жар и видела, как незаметно увлажняются у отца глаза — покрываются тонкой и прозрачной пленкой.