Камилла Стен - Мертвый город

Я смотрю на остальных. Никто из них не произносит ни звука, но Роберт кивает.

Проходит секунда, прежде чем я понимаю всю абсурдность ситуации, словно взятой из какого-то фильма.

Я не готова к этому. Я не согласна с этим.

Но кто меня спрашивает…

Эмми поворачивает за угол. Мы следуем за ней.

Пожар большей частью погас, оставив после себя почерневшие лохмотья растительности среди закоптелых булыжников. Ни рева сирен. Ни вращающихся колес. Обломки автофургона валяются там, где мы видели их в последний раз. Части оборудования разбросаны по всей площади.

Не помню, покрывает ли страховка необычные несчастные случаи. Или поджог… Здесь ведь речь идет именно о нем?

У меня дергаются уголки рта. Мне приходится зажать его ладонью, чтобы не выдать истерический хохот.

Я медленно иду через площадь, стараясь ступать как можно тише, сама не знаю почему. Если кто-то находится так близко, что может услышать мои шаги, он ведь и видеть меня тоже может. Но логические аргументы не имеют значения для моих животных инстинктов; подчиняясь им, мое тело старается шуметь как можно меньше, сгибается, крадется…

Я веду себя словно дичь, ожидающая внезапного нападения.

«Вольво» – в дальнем конце площади. Изначально она стояла в стороне от других машин и, возможно, поэтому не пострадала так сильно, как второй фургон. Ее ударило о стену, но она не перевернулась и не загорелась, и скорее выглядит так, словно ее нетрезвый водитель не вписался в поворот. Корпус помят, двигатель серьезно пострадал, но бóльшая часть кузова осталась неповрежденной.

– Вы что-нибудь слышите? – тихо спрашивает Эмми. Ее лицо напряжено.

Я качаю головой, а Роберт отвечает так же тихо:

– Ничего.

Макс встает рядом со мной, когда мы подходим к его машине, и я отодвигаюсь в сторону: не могу смотреть на него. Пячусь, пока не касаюсь дверной ручки. Слышу щелчок, когда дверь открывается.

– О’кей, – говорит Эмми. – Замечательно. Я пойду к фургону и попытаюсь откопать генератор.

Я не хочу оставаться с Максом, поэтому мои ноги сами несут меня вслед за ней. Автофургон не выглядит угрожающе – скорее напоминает раненое животное, прилегшее на бок передохнуть. Из-за узких оплавившихся шин он кажется скорее творением природы, нежели человека.

– Я не знаю, как нам забраться внутрь, – серьезно говорит Эмми.

Я понимаю, что она имеет в виду. Микроавтобус стоял задом к другому автомобилю, и двери грузового отсека пострадали от взрыва сильнее всего. Они серьезно помяты, и я сомневаюсь, что нам удастся их открыть.

– Могу попробовать, – предлагаю я тем не менее. – Если не получится отсюда, попытаюсь забраться через дверь со стороны водительского сиденья. – Она сейчас находится сверху.

Я думала, Эмми начнет протестовать, но она просто кивает.

Осторожно дотягиваюсь до дверной ручки. Ее покоробило от температуры, она изогнулась и оплавилась. Пытаюсь потянуть за нее, но она не поддается.

– О’кей, – говорю я Эмми. Этим и ограничиваюсь: большего не требуется.

Огибаю машину и подхожу к ее передней части. Дверь находится выше, чем я думала. У меня нет ни единого шанса добраться до нее самостоятельно.

Оборачиваюсь посмотреть, нет ли рядом чего-то, на что я смогла бы встать, но Эмми уже схватила наполовину обуглившуюся автопокрышку и начинает тащить ее ко мне. Подойдя, ставит свою ношу набок и протягивает мне руку, предлагая опереться на нее.

– Спасибо, – говорю я и смотрю ей в глаза на несколько секунд дольше, чем требовалось. Я делаю это ненамеренно.

Я не знаю, что мы можем сказать друг другу.

Потом ставлю ногу на остатки покрышки и подтягиваюсь вверх. Едва не теряю равновесие, но мне удается ухватиться за что-то, прежде чем я успеваю упасть, а затем вцепиться в ручку водительской двери. Подтягиваюсь выше и одновременно отталкиваюсь ногами от покрышки. Гладкий закоптелый бок машины пачкает мою одежду, но мне все равно удается взобраться наверх – отчасти за счет адреналина в крови, от которого у меня потом еще какое-то время слегка кружится голова.

Устраиваюсь поудобнее и дергаю дверь. Она кажется на удивление тяжелой – ведь собственный вес тянет ее вниз, – но не перекосилась в раме, и двумя руками я поднимаю ее настолько высоко, что это позволяет мне пролезть на водительское место.

Внутри у меня создается впечатление, что я нахожусь в каком-то аттракционе для взрослых – где обычная, хорошо знакомая обстановка повернута на девяносто градусов. Все расположено черт знает где, дверь с окном сместилась вверх, а всякий хлам дождем осыпался вниз и валяется теперь по всему салону. Я вижу старые огрызки карандашей и кофейную чашку, приземлившиеся на дверь с пассажирской стороны. Туда же улетели бумаги, принесенные мною из церкви. После секундного колебания я как можно осторожнее складываю их и засовываю в просторный задний карман.

Проход в грузовой отсек наглухо заблокирован. Что-то попало в промежуток между сиденьями и застряло там, перекрыв путь. Вроде это штатив камеры или что-то подобное…

Неужели это все, что осталось от моей мечты?

Нет, нельзя так думать. Нельзя позволять отчаянию брать верх над собой. За ним придет страх. А потом – стыд, ужас…

Надо сфокусироваться на том, что необходимо сделать. Расположиться спиной к приборной панели, просунуть ноги внутрь и попытаться как можно сильнее надавить ими на заблокировавшую проход железку. В какое-то мгновение мне кажется, что мои мышцы не выдержат и сдадутся, на лбу выступают капельки пота – но затем внезапно, за долю секунды, преграда уступает, и весь находящийся сзади хлам обрушивается вниз. Это сопровождается ужасным грохотом, и я инстинктивно сжимаюсь в клубок и закрываю голову руками.

– Алис! – слышу снаружи взволнованный возглас Эмми.

– Со мной все нормально! – ору я в ответ, удивляясь ее реакции. Судя по тому, как она зыркала на меня раньше, ее больше устроило бы, если б я погибла под обломками.

Пролезаю между сиденьями и ощупываю руками оборудование. Ветровое стекло покрыто паутиной трещин и вдобавок пленкой сажи, поэтому свет почти не попадает внутрь и я не могу понять, по чему ползу, – могу лишь отличить металл от пластмассы, нащупать острые углы и провода. Интересно, многое ли уцелело… Возможно, почти ничего.

Генератор представляет собой маленький компактный куб, вроде акустической колонки, и я пытаюсь опознать его по форме. Одна моя нога соскальзывает вниз, и я ударяюсь коленом о какой-то острый предмет – так сильно, что от боли у меня искры сыплются из глаз. С тихим стоном ощупываю ушибленное место. Джинсы в любом случае выдержали. Кожа, возможно, тоже не пострадала.

Если б только было лучше видно…